Великий Гэтсби

Возможно, она правильно поступила, что уехала, но меня это почему-то раздосадовало, а ее следующая реплика попросту разозлила.

– Вы не очень-то были со мной галантны вчера вечером.

– Неужели вас вчера заботила моя галантность?

После недолгого молчания она произнесла:

– И все же – я бы хотела с вами увидеться.

– Я тоже.

– Тогда я отложу поездку в Саутгемптон и ближе к вечеру приеду в город, а?

– Нет… Я думаю, сегодня не получится.

– Прекрасно…

– Сегодня никак невозможно. Столько всего…

Мы немного поболтали в том же духе, а потом разговор вдруг прервался. Я не знаю, кто из нас первым повесил трубку, но точно помню, что меня это не волновало. В тот день я не смог бы говорить с ней за чашкой чая даже под страхом того, что впредь мне вообще не доведется говорить с ней.

Через несколько минут я позвонил Гэтсби, но было занято. Я четыре раза подряд набирал его номер, но безуспешно. Наконец телефонистка раздраженно сообщила мне, что линию держат открытой в ожидании междугородного звонка из Детройта. Достав расписание, я обвел кружком поезд, отходивший в 15.50. Затем я откинулся на спинку кресла и попытался сосредоточиться. Часы показывали полдень.

Проезжая тем утром на поезде долину шлака, я нарочно пересел на другую сторону вагона. Мне казалось, что толпа любопытствующих простоит там целый день, мальчишки станут выискивать в пыли темные пятна, а какой-нибудь словоохотливый очевидец примется вновь и вновь рассказывать о происшествии, пока оно не начнет становиться все менее реальным даже для него; в конце концов его красноречие иссякнет, и трагедия Миртл Уилсон окончательно забудется. Теперь я хочу вернуться немного назад и рассказать, что происходило в гараже после того, как мы уехали оттуда предыдущим вечером.

Сестру Миртл, Кэтрин, удалось разыскать с большим трудом. Она, очевидно, в тот вечер изменила правилам трезвости, и когда ее привезли, была пьяна до полусмерти и никак не могла уяснить, что санитарная машина уже увезла тело во Флашинг. Когда же ей это наконец втолковали, она тут же хлопнулась в обморок, словно не могла вынести горечи утраты. Кто-то по доброте душевной или просто из любопытства посадил ее в машину и отвез вслед за телом сестры.

Толпа у гаража простояла далеко за полночь. Кто-то уходил, кто-то приходил, а Джордж Уилсон продолжал раскачиваться из стороны в сторону, сидя на диванчике в конторке. Некоторое время дверь туда оставалась открытой, и подходившие к гаражу не могли удержаться, чтобы не заглянуть внутрь. В конце концов кто-то крикнул «Как вам не стыдно!» и закрыл дверь. Михаэлис с приятелями оставался рядом с ним: сначала впятером-вчетвером, чуть позже втроем или вдвоем. Под конец Михаэлису пришлось попросить последнего из стражей подождать минут пятнадцать, пока он сходит к себе и заварит побольше кофе. После этого он один до самого рассвета пробыл с Уилсоном.

Где-то часа в три ночи Уилсон прекратил бессвязное бормотание, и его речь сделалась более внятной. Он немного успокоился и заговорил о желтой машине. Он объявил, что знает способ выяснить, кому принадлежит это желтое авто, а затем вдруг выпалил, что пару месяцев назад его жена вернулась из города с разбитым лицом и сломанным носом.

Но услышав эти свои слова, он весь передернулся и снова начал причитать «о боже мой!». Михаэлис кое-как попытался отвлечь его.

– А вы давно женаты, Джордж? Да погоди ты, посиди хоть минутку смирно и послушай меня. Давно вы женаты?

– Двенадцать лет.

– Дети были? Да сядь же ты спокойно! Тебя спрашивают: дети-то у вас были?

Большие коричневые жуки слетались на тусклый свет лампочки и бились о нее. Каждый раз, когда Михаэлис слышал снаружи рев проносившейся мимо машины, ему казалось, что это та самая «машина смерти». Ему не хотелось заходить в сам гараж, потому что на верстаке темнело пятно – там, где лежало тело. Из-за этого он тоскливо кружил по конторке – к рассвету он мог перемещаться по ней вслепую – и время от времени присаживался подле Уилсона, стараясь успокоить его.

– Ты хоть изредка ходишь в церковь? Может, давно не ходил? Может, мне позвонить в церковь и попросить, чтобы сюда пришел священник и поговорил с тобой, а?

– Не хожу я в церковь.

– Надо ходить, Джордж, чтобы душу облегчить. К примеру, как сейчас. Когда-то ведь ты, наверное, ходил. Венчались-то вы в церкви? Да послушай ты меня! В церкви, говорю, венчались-то?

– Давно это было.

Он ответил с таким усилием, что перестал раскачиваться и на какое-то мгновение затих. Затем в его тусклых глазах появилось прежнее выражение озлобленности и растерянности.

– Посмотри в ящике вон там, – сказал он, показав на стол.

– В каком ящике?

– Вот в этом, да, в этом.

Михаэлис открыл самый ближний к нему ящик. Там лежал лишь небольшой дорогой собачий поводок, кожаный с серебряной оплеткой. На вид он казался совсем новым.

– Это? – спросил он, вынув поводок.

Уилсон впился в него взглядом и кивнул.

– Я нашел его вчера днем. Она пыталась отовраться, но я понял, что тут дело нечисто.

– То есть твоя жена его купила?

– Он лежал в обертке из папиросной бумаги у нее на комоде.