С удивительным феноменом столкнулся Яковлев (да и не только он) в те первые дни сорок шестого и последующие годы. Феномен этот заключался в том, что после своего ареста А.И. Шахурин просто исчез из жизни. О нем никто не говорил в коридорах наркомата, ни в курилках. Его имени не произносили на партийных собраниях, даже если на них клеймили «наймитов иностранных служб» и просто врагов народа. Его приказы никогда не всплывали в цитировании каких-то документов. О его «вине» не говорилось и в высших эшелонах власти. И вновь Яковлев вынужден был вспомнить вождя, который очень кратко выразил подобные, возникающие то тут, то там ситуации: «Нет человека – и нет проблем». Но при всем том чувствовалось, что никто не верит и не верил, что Шахурин враг. Большинство из работников наркомата, все директора заводов, ученые, ведущие специалисты работали с ним всю войну, знали, каков это человек, знали его беспредельную преданность стране, делу, да и тому же Сталину. Но никому и в голову не приходило поднять голос в защиту невинно осужденного человека – это даже в страшном сне никому не могло присниться! Просто все играли в какую-то дьявольскую игру, правила которой придумал один человек. Правила были просты: выигрывает всегда тот, кто начинает. А начиналась игра всегда просто: «Колись, вражина! Рассказывай, как и чем ты вредил Советской власти!»
И Яковлев знал того человека, кто придумал эти правила.
Удивительный феномен «исчезновения человека» продолжал работать и много позже. Как мы уже отмечали, Яковлев посоветовал вождю назначить Хруничева наркомом. Вот так, в беседе, был решен ключевой для отрасли вопрос. А о том, куда делся прежний министр, что произошло с Шахуриным, в замечательных мемуарах не говорится. Исчез человек из поля зрения. «Нет человека и нет проблем». Но свои мемуары Яковлев писал много позже смерти Сталина (я оперирую данными из 2-го дополненного издания 1969 года), и о сталинских репрессиях уже писали в советской прессе, но Яковлев обошел эту тему. Может, именно это имел академик Фридляндер, говоря, что главное в книге не то, что написано, а то, о чем не написано.
Пришла пора считать потери боевые и небоевые
Удивительно, но о причинах своего ареста и о самом аресте не пишет в своих воспоминаниях и сам Шахурин. Ему бы и опровергнуть те обвинения, которые предъявлялись ему при допросах, как вздорные и не имеющие под собой оснований. Однако цифры потерь советских самолетов в годы войны – и боевых, и особенно небоевых – заставили Сталина искать «крайних» в том, что его «любимое детище, авиация» терпела такие поражения. Особенно Сталина возмутила цифра небоевых потерь, то есть гибели самолета (и очень часто при этом и летчика) от аварий и катастроф самолетов. Эта цифра вдвое превосходила число самолетов сбитых в бою, а, стало быть, и число погибших летчиков от собственных самолетов, превышало число пилотов, павших в бою. По большому счету, «крайним» был сам Сталин, поставивший план выпуска самолетов во главу угла, которого успокаивали цифры нарастающего ежемесячно вала самолетов из дерева, перкали, дельта-древесины. По его прихоти в тюрьмы и шарашки были брошены лучшие конструкторы. По его приказу были казнены высшие авиационные военные руководители. Но вожди не бывают виноватыми. За них есть кому отвечать перед судом. Ответил беззаветно трудившийся всю войну боготворивший Сталина Шахурин…