Великий Яковлев. «Цель жизни» гениального авиаконструктора

Который раз лечу Москва – Одесса,Опять не выпускают самолет.И вот идет вся в синем стюардесса, как принцесса,Надежная, как весь Гражданский флот, —

нараспев проговорил он. – А каждодневный труд у кульмана, расчет прочности узлов, выбор угла установки крыла, сочленение крыла с фюзеляжем, форсирование двигателя, реверс тяги – это такая проза. Годы и годы проходят от того момента, когда проведена первая осевая линия самолета на чертеже до первого взлета. И вот наконец он взлетел. Вы говорите, у вас сердце остановилось, когда ваш экипаж на вынужденную сел. А сколько раз оно останавливается у создателей самолета, когда новый самолет уходит в неведомое… Не дай бог! Вам не понять, что значит, когда на твоем самолете гибнет летчик… А война, когда на твоем самолете каждодневно на смерть уходят люди… Невероятно тяжелая работа. Невероятно огромная нагрузка.

Минутная вспышка откровенности опять привела к тому, что Александр Сергеевич замкнулся, и лицо его стало непроницаемым.

Я попытался вывести разговор на недавний сверхдальний рекордный полет самолета Як-42 из Москвы в Хабаровск. Мне довелось быть на борту того лайнера, который 14 декабря 1981 года под управлением В.Г. Мухина пролетел без посадки практически над всей территорией Союза.

Яковлев за свою жизнь, видимо, настолько привык к рекордам его самолетов, что мой намек его не очень тронул:

– Напишите лучше, что ваш министр Бугаев был неправ, приостанавливая эксплуатацию этого надежного и добротного самолета. Он пользуется тем, что достаточно близок к Леониду Ильичу Брежневу, и ведет себя не вполне адекватно ситуации.

– Но ведь и вы в свое время работали в тесном контакте со Сталиным, – попытался я таким образом вывести разговор на тонкий лед предположений.

– Давайте не будем этой темы касаться. Все, что вы хотели бы по этому поводу узнать, прочтите в моей книге. Вы читали «Цель жизни»?

– Еще бы! Она со мной, подпишите мне ее, пожалуйста!

– Там я написал четко и взвешенно все, что хотел сказать по этому вопросу, – говорил Яковлев, ставя автограф. – Поверьте мне, что и через двадцать, и через тридцать лет интерес к его личности не будет ослабевать. Я думаю, что тот интерес к авиации, который он привил обществу, то внимание, которое он уделял авиационной промышленности, позволило вывести науку и промышленность всей страны на мировой уровень. Какой был мощный толчок! Возьмите такую трагическую страницу начала войны, как эвакуация промышленных предприятий на восток. Это же был ад. Но ведь пережили, выстояли, заводы пустили и – победили! Но, как ни странно это прозвучит, победа оказалась промежуточным результатом перемещения заводов на восток. Все предприятия остались на новых местах, только авиационных заводов 118, а всего свыше тысячи. Они же составили костяк промышленного потенциала Сибири.

В Новосибирске, на 153-м заводе, помнится, был один рационализатор, Монаков у него была фамилия, так он изобрел такую фрезу, которая позволяла обрабатывать вместо одной детали сразу двадцать восемь. Иван Илларионович Монаков – до сих пор помню его. А потом был Омск…

– А я помню, Александр Сергеевич, как к нам в Омск приехал завод имени Баранова, – вдруг неожиданно для себя самого выпалил я.

– Как же, 29-й моторный завод, из Запорожья, помню, конечно! Стоп, но вы-то каким боком к нему касались, вы же ребенком, как я понимаю, были тогда?

– Да, мы жили неподалеку от площадки, на которой разгружались платформы и вагоны, пришедшие с Украины. Жителей Омска после работы привозили на эту площадку помогать разгружать вагоны, расчищать территорию. Ну и наша мать тоже приезжала со своим коллективом после работы. Отец был на фронте, а мы, дети, приносили матери что-то из еды, что получали по карточкам. До сих пор помню картину из детства: летит косой снег, качается жестяной фонарь на столбе, от столба провод протянут к станкам, а на этих станках работают люди. На ветру, стен еще нет…

– И они хотели этот народ победить…

– У нас на квартире жили эвакуированные – работники этого завода. Их подселили к нам в порядке уплотнения. У нас был домик на две комнаты, в одной комнате мы – мама с нами тремя, в другой Простерманы – их тоже четверо было поначалу.

– Как вы сказали фамилия?

– Простерманы.

– Кого я хорошо помню?.. Ивченко… Литвинов… Простерман… По-моему, был такой главный технолог. Я в сорок втором был там, они к пуску первый мотор готовили. Говорили «запорожский мотор» загудит на сибирской земле.

7 января 1942 года, через три месяца после эвакуации запорожского завода, ночную сибирскую ледяную тишину разорвал тысячесильный рев мотора. Завод вступил в строй.