Великий Яковлев. «Цель жизни» гениального авиаконструктора

Совершенно нелепая и неоправданная гибель В.П. Чкалова добавила в список репрессий немало новых жертв. Если бы при испытаниях нового самолета погиб обычный летчик-испытатель, то эта утрата, несомненно, была бы горькой и непоправимой, но риск, так или иначе, есть составная часть профессии испытателя. Но Чкалов был отнюдь не обычный летчик. Отличный пилотажник попал в свое время в поле зрения И.В. Сталина, и с того времени судьба явила ему свои яркие краски. До этого она была переменчива и даже порой сурова к нему. За нарушения дисциплины и летных законов Чкалов попадал на скамью подсудимых, увольнялся из армии, но его величество Случай дал ему еще один шанс. Летчик-истребитель был включен в состав экипажа (командиром!), выполнявшего дальние перелеты, слетал с ним на Дальний Восток, а потом вписал свое имя в историю, перелетев вместе с Г. Байдуковым и А. Беляковым через Северный Ледовитый океан, приземлившись уже в Америке. Чкалов стал Героем Советского Союза, депутатом Верховного Совета СССР, да что там! – он стал национальным героем страны. Когда пора геройских перелетов и митингов, слетов, посвященных, им закончилась, Чкалова определили летчиком-испытателем в конструкторское бюро Н.Н. Поликарпова.

Вот мы и пришли к Поликарпову. Он часто будет появляться на страницах этой книги, а сейчас мы коснемся только того момента, связанного с его истребителем И-180.

Николай Николаевич, недавно вернувшийся из мест заключения, горел желанием закрепить свой неофициальный титул «короля истребителей» и с увлечением работал над своим лучшим, как он считал, истребителем И-180. Данные, заявленные им, впечатляли, и к исходу 1938 года самолет был практически готов к летным испытаниям. Практически готов. Но не полностью готов. Как всегда в подобных случаях, шли мелкие доработки и самолета, и двигателя, которые откладывали первый вылет, нервировали создателей машины. Да и напряженный ритм работы депутата Верховного Совета В.П. Чкалова не всегда совпадал с графиком работы ОКБ Поликарпова. Чкалов оказался готовым к началу испытаний 15 декабря. Но самолет к этому сроку не был полностью готов. Полностью? Но летать-то он может? Может. И Чкалов решил вылететь на нем. Это был редчайший случай в истории мировой авиации, когда на первом вылете самолета не присутствовали главные конструкторы самолета и двигателя. Только второстепенные лица и обслуживающий персонал. Чкалов взлетел. И – тоже редчайший случай! – вместо положенного круга по «коробочке» летчик-испытатель сходил еще и в зону, немного покрутил фигуры в воздухе. До аэродрома Чкалов не дотянул: переохлажденный в декабрьском небе мотор заглох…

Но никто даже и не посягнул на авторитет Чкалова, никто не осмелился искать в его действиях нарушений, приведших к беде. Нет, смерть «лучшего летчика советской эпохи», как его тотчас назвали в газетах, могла произойти только в результате вредительства и происков врагов народа! И таковых, разумеется, отыскали, и последовали новые аресты…

Если бы кто-то захотел нанести советской авиации больший ущерб, чем нанес его Сталин в предвоенные годы, то вряд ли сумел бы это сделать. Аресту мог быть подвергнут любой, и отмыться от грязи, которая содержалась в доносах, наветах, «сигналах наверх», было практически невозможно.

В какой-то мере познал это и наш герой в те годы. И вот тому пример. Мы уже упоминали, что в Ленинграде на заводе № 47 было организовано серийное производство машин, сконструированных в КБ А.С. Яковлева, в частности, самолета УТ-3. Представителем от КБ там был Е. Адлер, а все работы, естественно, проводились коллективом завода, руководил которым П. Скарандеев, и небольшим заводским конструкторским бюро, возглавлявшимся тогда Р. Бакшаевым. Поскольку УТ-3 оказался достаточно удачным самолетом, у него появилось много «отцов». В частности, заводское конструкторское бюро, внесшее ряд изменений в конструкцию и в связи с этим обратившееся в ЦАГИ, напоминая о своих заслугах и причастности к авторству. Яковлев, очень щепетильно относившийся и к своему авторству, и к своему имиджу, резко осадил «соавторов». Все это было бы обычной подковерной, не очень приличной борьбой, если бы из Ленинграда в ЦК ВКП(б) в скором времени не пришло письмо, в котором Яковлев обвинялся во вредительстве, а его сотрудники в саботаже. Это было уже серьезно. Вряд ли в то время кого-то всерьез интересовало, был ли имярек английским (японским, бельгийским и т. д.) шпионом, поскольку подобные дела практически на сто процентов были «дутые», важно было другое: нужно было «зачистить поле» от неприятного конкурента или пора было посадить его для острастки другим, «для поднятия трудового энтузиазма» окружающих. Но Яковлев, похоже, был уже вне сферы воздействия ленинградских анонимов, у него была другая дорога, а вовсе не в кабинет следователя, и история с «вредительством» на время затихла, но не более того…

У Яковлева была одна дорога – к успешному завершению проекта ближнего бомбардировщика.