Великий Йог Тибета Миларепа

Когда Джецюн уходил из этого мира, совершилось соединение его физического тела с Царством Вечной Истины (с Дхармакаей). Знаки, еще более удивительные и в гораздо большем числе, чем прежде, были явлены дэвами и Дакини, и очень многие из присутствовавших видели их. Небо было пронизано лучами всех цветов радуги, образующими фон в виде квадратных орнаментов, в центре которых находились разноцветные лотосы, некоторые из восьми, а некоторые из четырех лепестков. На лепестках были чудесным образом начертанные Мандалы – мистические диаграммы круглой формы, красотой превосходившие написанные самым искусным художником из людей. Облака чудесной окраски принимали форму церемониальных зонтов, знамен, занавесей, драпировок и различных других ритуальных предметов. Цветы, как густой снег, падали с неба. Разноцветные облака украшали вершины гор и принимали форму ступ, наклоненных в сторону Чубара. Слышалась изумительная музыка и пение псалмов, славословящих Святого. Воздух был напоен ароматом, куда более прекрасным, чем лучшие земные благовония, и каждый ощущал его. Божественные существа, дэвы и Дакини, принесли много даров, как если бы они пришли навестить Джецюна, и многие видели их. Еще более удивительным было то, что люди, видя обнаженные формы дэв, не испытывали никакого смущения, а неприятный запах, исходивший от людей, казалось, не действовал на богов[289]. Боги и люди встречались, обменивались приветствиями или беседовали друг с другом, как если бы наступил снова Золотой Век – Сатья-Юга[290]. Жители Ньянама, узнав вскоре о кончине Джецюна, поспешили в Чубар и обратились к ученикам Джецюна и находившимся там мирянам из Брина с предложением кремировать тело Джецюна в Ньянаме, но их предложение не было принято. Тогда они попросили подождать с кремацией до тех пор, пока они не приведут из Брина всех преданных Джецюну, чтобы те смогли в последний раз взглянуть на своего гуру. В этом им не было отказано, и они пошли в Брин, откуда вернулись с большим людским подкреплением и собирались применить силу, чтобы унести тело Джецюна в Ньянам. Чуть было не разгорелся конфликт, но вмешались старшие ученики и сказали: «Вы, жители Ньянама и Брина! Вы все верили в Джецюна и в равной степени были его последователями. Поскольку Джецюн скончался в Чубаре, кремация также должна происходить в Чубаре, а не в Ньянаме. Те, кто пришел из Ньянама, могут остаться, чтобы присутствовать при кремации и получить свою долю реликвий». Но когда люди из Ньянама, считая себя более многочисленными и сильными, собрались силой унести тело Джецюна, на небе появился Дэва и голосом Джецюна спел гимн:

«О вы, ученики, здесь собравшиеся!И вы, миряне-последователи, затеявшие спор!

Внемлите мне.Я, дэва, ученик Джецюна,Явился к вам с советом, чтобы помирить вас.Миларепа, лучший из людей,Слил свой ум с Нерожденной Дхармакаей.

И так как все формы нереальны, кроме ума,И земная форма Джецюна также сольется с Дхармакаей,Глупо спорить об останках,Не приобретя Истинных Реликвий.Только неразумные затеяли бы спор из-за тела Миларепы.

Ссорясь, вряд ли вы его получите.Молитесь со смирением и верой.И хотя Дхармакая не имеет рождения,Если вы будете искренне молиться,Воссияет Не Знающая Преград[291]

, рожденная благими помышлениями,И соответственно вашим заслугамВы получите свою долю Реликвий».

Закончив петь, дэва исчез, как исчезает на небе радуга, и все ученики-миряне возрадовались, как если бы они снова встретились со своим любимым гуру. Они прекратили спор и начали молиться.

Вскоре обнаружилось, что одно тело Джецюна было у ближайших учеников и жителей Брина, а другое – у жителей Ньянама. Жители Ньянама унесли это тело и кремировали его близ пещеры Дюл-Дюл на Лапчи, на утесе, называемом Орлиное Яйцо. Эта кремация также сопровождалась многими чудесными явлениями. Радуги сияли на небе, и с неба падали цветы. Воздух благоухал неземными ароматами, и божественная музыка звучала на Лапчи и в Чубаре.

В Чубаре ближайшие ученики все время непрерывно молились возле тела Джецюна, и на седьмой день увидели, что от тела исходит сияние, как от божественного существа, а само оно уменьшилось и стало не больше тела восьмилетнего ребенка.