Великий князь Александр Невский

Вероятно, Андрей надеялся получить в Орде ярлык на великое княжение, фактически уже занятое им. Александр как старший из Ярославичей вынужден был последовать за братом. Батый не стал лично решать судьбу братьев, но отправил обоих в Каракорум, ставку великого хана. Наверняка он имел на этот счёт какие-то особые, сугубо политические соображения, касавшиеся его взаимоотношений с ханом Гуюком и его родичами, с которыми, как мы уже говорили, он открыто враждовал. Возможно, русские князья должны были послужить разменной монетой в его политической игре. Впрочем, мы не знаем точно, сколь долго князья пробыли в Сарае, при дворе Батыя, и когда отправились в путь в Монголию. Соответственно, не знаем мы и того, где именно — в Сарае или по дороге в Каракорум — застало их известие о смерти хана Гуюка, случившейся весной 1248 года[128].

Сам путь — а Сарай с Каракорумом разделяли четыре с половиной тысячи километров (и это не считая 1250 километров от Владимира до Сарая) — занял не один месяц. Плано Карпини, например, потратил на дорогу от ставки Батыя до Каракорума три с половиной месяца (а до этого два месяца добирался из Киева до Сарая), причём, по его собственным словам, они в сопровождении татар передвигались «с великой поспешностью» и ехали «быстро, без всякого перерыва». Обычный же путь составлял четыре месяца — именно столько продолжалось, например, путешествие к монгольским ханам Гильома де Рубрука, посланца короля Франции Людовика Святого (32. С. 119), и армянского царя Гетума

(31. С. 82). Если же известие о смерти Гуюка застало русских князей в дороге, то их путешествие должно было сильно осложниться, а время, проведённое в пути, — значительно увеличиться.

После смерти Гуюк-хана закрыли все дороги, — сообщает Рашид ад-Дин, — вышел приказ, чтобы каждый остановился там, где его застал приказ, будь то населённое место или разорённое.

(59. С. 121. Перевод Ю. П. Верховского)

В тот же год была большая засуха, — повествует под 1248 годом китайская официальная хроника «Юань ши». — Воды в реках совершенно высохли; степные травы выгорели — из каждых десяти голов лошадей или скота восемь или девять пали, и люди не имели чем поддерживать жизнь.

(16. С. 179. Перевод Р. П. Храпачевского)

А ведь земли, по которым ехали путешественники, и без того были безводными и плохо пригодными для проживания. Во всяком случае, так должно было казаться русским людям, привыкшим к умеренному климату средней полосы России, к обилию воды и разнообразию пищи.

Вот как описывал Плано Карпини некоторые из тех обычных тягот, которые ожидали путешественников на этом пути:

…После этого мы въехали в землю кангитов, в которой в очень многих местах ощущается сильная скудость в воде… Поэтому люди князя русского Ярослава, ехавшие к нему в татарскую землю, в большом количестве умерли в этой пустыне. В этой земле, а также в Комании мы нашли многочисленные головы и кости мёртвых людей, лежащие на земле подобно навозу…

Из земли кангитов въехали мы в землю бисерминов… В этой земле мы нашли бесчисленные истреблённые города, разрушенные крепости и много опустошённых селений… Мы вставали рано утром и ехали до ночи без еды; и очень часто приезжали так поздно, что не ели и ночью, а то, что мы должны были есть вечером, нам давалось ранним утром, и мы ехали, как только могли скакать лошади…

(32. С. 74, 76. Перевод А. И. Малеина)

А ведь был ещё и обратный путь… Когда Плано Карпини и его спутники вернулись на Русь, их встречали будто восставших из мёртвых — таково было всеобщее отношение к тем, кто проделал путь «к Кановичам» и обратно.