Великий князь Юрий Всеволодович

Юрий, князь Владимирский, брат «нынешнего Ярослава», того, при котором, видимо, и писались эти строки, и есть герой нашего повествования. Автор «Слова о погибели Русской земли» создавал идеализированный, сильно приукрашенный образ державы Юрия и его предшественников на владимирском и суздальском престоле — прадеда Владимира Мономаха, деда Юрия Долгорукого, отца Всеволода Большое Гнездо (а мы добавим к ним ещё и дядю, Андрея Боголюбского). Но общие контуры, намеченные им, различимы: «светло светлая и украсно украшенная» Владимиро-Суздальская Русь и в самом деле была исполнена богатством и славой, бесчисленными городами и дивными сёлами, церквами и монашескими обителями, и слава о её грозных князьях расходилась далеко по свету. Договорные отношения связывали владимирских князей и с венгерскими («угорскими») королями, и с польскими («ляшскими») и чешскими князьями, которые, конечно же, не только «твердили» каменные стены и железные врата своих городов, отгораживаясь от покушений на свои земли, но и сами не раз вторгались в западные пределы Руси, сажая своих ставленников на княжеские престолы — например в Галич, — и всё же должны были считаться с великим князем Владимирским и теми из русских князей, кто пользовался его покровительством. Через своих ближайших родичей владимирские «самодержцы» стремились держать в повиновении Новгород, чьи дружины и в самом деле ходили в дальние походы, в том числе и в «чудские» (эстонские) земли, где их противниками оказывались немецкие рыцари Ливонского ордена, как раз в эти годы устанавливавшие свою власть в Прибалтике. Конечно, и «немцы», и «чудь», и «литва» и сами нападали на новгородские земли, так что подконтрольная Новгороду территория неуклонно сужалась, делая мир и с «немцами», и с «литвой» насущной задачей правителей Новгорода и стоящего за их спиной великого князя Владимирского. Воевали новгородцы и в землях «корелы», и ещё дальше, у Белого («Дышащего») моря. Ещё отец Юрия Всеволод поставил на реке Сухоне, против слияния её с рекой Юг город Устюг — оплот русского влияния на Севере, а самому Юрию не раз приходилось воевать и с волжскими болгарами, и с воинственной мордвой, и с черемисами (предками нынешних марийцев), хотя все эти земли никогда не были покорены ни им, ни его предками.

Словом, повторюсь, перед нами некий идеальный, во многом вымышленный образ державы князя Юрия Всеволодовича и его предков. Но слишком силён был контраст между прошлым и настоящим, чтобы прошлое это не окрашивалось в самые радужные цвета и не казалось лишённым каких бы то ни было тёмных оттенков…

Сегодня мы отделены от эпохи князя Юрия Всеволодовича уже не годами и не десятилетиями, а многими столетиями. Но в чём-то наш нынешний взгляд на его эпоху близок к тому, о чём писал автор «Слова о погибели Русской земли». Ибо гибель князя на берегу реки Сити восемь веков назад навсегда разделила историю России надвое: на домонгольскую и послемонгольскую. И мы, как и автор «Слова…», принадлежим ко второму, послемонгольскому её периоду. А потому эпоха великого князя Юрия Всеволодовича и его предков для нас — какая-то иная цивилизация, неведомая или не до конца понятая нами. А ведь время самого Юрия — это одновременно и расцвет домонгольской Руси, и её крушение, произошедшее стремительно, всего за несколько лет. А если говорить о Владимирской Руси — то в считаные недели, за два с небольшим месяца…

Великий князь погиб 4 марта 1238 года. Меньше чем за месяц до него, 7 февраля того же года, в сожжённом Владимире погибла вся его семья: жена, трое сыновей, дочь, внучки, снохи. Обезглавленное тело Юрия было найдено среди множества других мёртвых тел на месте побоища на реке Сити и перенесено сначала в Ростов (куда потом принесли и отрубленную голову князя), а затем, спустя почти два года, — в стольный Владимир. Князя похоронили в очищенном от трупов и заново освящённом Успенском соборе. Тем, кто уцелел, надо было хоронить погибших, восстанавливать сожжённые города и сёла, освящать осквернённые храмы, а на это требовалось время. Но главное, надо было учиться жить в новых обстоятельствах, под пятой жестоких завоевателей…

Всё это уже не имело никакого отношения к личности великого князя Юрия Всеволодовича. Он остался в предыдущей эпохе. И гибель его лишь обозначила масштаб произошедшей трагедии.

Соответственно, и взгляд на князя оказывался двойственным: с одной стороны, он принял смертную муку вместе с людьми своего княжества, в какой-то степени за людей своего княжества — и в этом своём качестве мог почитаться (и почитается!) как мученик и страстотерпец. А с другой — именно он оказался невольным виновником случившейся трагедии, не уберёгшим своих людей от гибели.