С началом войны Николай Николаевич был доволен собой. Сбылась его мечта. Он Верховный Главнокомандующий, да ещё в войне против Германии. Великий князь в приподнятом состоянии. Он не любил немцев. Приказал сжечь форму прусского гусарского полка, шефом которого он был.
Вообще в эйфории первых дней войны, Николай Николаевич вёл себя крайне эмоционально, во многом картинно, с большим пафосом, чтобы вызвать у окружающих нужные чувства. Чтобы им восхищались, да он и сам любовался собой.
Перед началом войны в Красном Селе в Большой палатке во время обеда, на котором присутствовали все командиры частей столичного гарнизона и члены династии, после речи царя о гвардии, великий князь провозглашает ответный тост за обожаемого монарха. А после благословляет полки с иконой в руках. Громогласно произносит пылкие патриотические речи. Демонстрирует казакам свою казачью шашку обещая носить её до конца войны.
С самого начала войны о Николае Николаевиче стали ходить разнообразные слухи и легенды. «Великий князь обходит под градом пуль окопы». Находились люди, которые с пеной у рта доказывали, что сами видели Верховного Главнокомандующего под артиллерийским огнём.
Он отец родной для солдат и гроза для генералов. «Великий князь бьёт виновных генералов, срывает с них погоны, предаёт суду». Солдатская молва при этом называла имена «пострадавших» генералов, у которых якобы были публично сорваны погоны, биты физиономии. Даже имелись очевидцы этих экзекуций, которые божились, рассказывая, что своими глазами видели великого князя распекавшего нерадивых генералов.
Он строг с начальством, но добр к солдатам. Действительно за Николаем Николаевичем закрепилась репутация великого крикуна, его побаивались. За малейшую неисправность разносил даже именитых генералов, не стесняясь, в присутствии нижних чинов. К солдатам действительно проявлял снисходительность. Известен случай во время войны, когда от солдатских жён стали поступать жалобы о невыплате пособий, великий князь был возмущён действием канцелярских служащих, которых всегда недолюбливал. Он приказал немедленно разобраться и исправить положение. Однако его более возмутил не сам факт удержания недобросовестными казначеями солдатских пособий, а то, что это отрицательно сказывается на настроении солдат.
Ему приписывали твёрдую позицию по отношению к императорскому Двору. Когда, якобы, ненавистный всему офицерству, Григорий Распутин пожелал посетить Ставку, великий князь будто бы телеграфировал: «Приезжай – повешу».
Такие легенды, и многие другие, росли и приумножались независимо от действительности.
А что же было на самом деле?
За всю войну великий князь никогда не появлялся на передовой, а уж в окопах, под градом путь и вовсе не бывал. В редких поездках на фронт, которые имели место Николай Николаевич не ездил дальше штабов главнокомандующих фронтами, опасаясь шальной пули.
Его считали решительным и ответственным. Якобы он принимал ответственность на себя и не боялся говорить правду царю. Но при внимательном рассмотрении, его решительность пропадала там, где ему грозила реальная опасность. Это сказывалось не только в главном, но и в мелочах. Великий князь оберегал себя, свой покой и здоровье. На автомобиле он ездил, не превышая скорость в 25 километров в час. А однажды с недоверием отказался пересесть в автомобиль князя императорской крови Гавриил Константинович (1887 – 1955), известного лихача, предпочтя конный экипаж. В Ставке Николай Николаевич держал личного врача, оберегавшего здоровье Верховного Главнокомандующего.
По замечанию одного генерала великий князь Николай Николаевич ни за что не принял бы участи в государственном перевороте, если бы это не сулило полного успеха, «при больших несчастьях он или впадал в панику, или бросался плыть по течению».
Великий князь не был оратором, но, по замечанию сотрудника Ставки «всегда говорил толково, а главное, с большим подъёмом и с не меньшей нервностью. При его величественной наружности и необыкновенном ореоле, которым теперь в войсках было окружено его имя, его речи производили огромное впечатление».