Великий князь Цусимский

Теперь у меня были несколько другие чувства. Все здесь, в Царском селе начала двадцатого века, было живым и настоящим, а совсем не музейным. Здесь жила царская семья и обслуживающие ее люди… Они ходили по этим дорожкам, дышали этим воздухом, и жизнь тут била ключом. И пусть одно печальное событие уже произошло (смерть Александры Федоровны), но в целом все оставалось по-прежнему, как было десять, двадцать, пятьдесят или сто лет тому назад, и все это еще можно было спасти… Спасти, не проливая рек крови и не устраивая жестокой диктатуры наподобие Пиночетовской, как это предлагают некоторые. Во мне росло убеждение, или даже уверенность, что Павел Павлович, так хорошо начавший работу над историческими ошибками, не допустит кровавых эксцессов и поможет Ольге построить в России уникальный государственный строй, сочетающий достоинства Российской империи, Советского Союза и Российской Федерации образца 2017 года. и при этом лишенный недостатков этих трех систем. Со все большей очевидностью мне открывалось, что, ведомые волею Провидения, мы явились сюда именно для решения этой эпической задачи…

С капитаном Ивановым мы встретились в дворцовом парке. Зачем разговаривать о делах, сидя в душном помещении, даже при открытых настежь окнах? Эти дела гораздо лучше обсуждать во время прогулок, на свежем воздухе, пользуясь чудесной и ласковой весенней погодой. Что мы и сделали. Обговорив все наши вопросы, мы просто беседовали, не спеша гуляя среди деревьев, вдыхая дивный аромат листвы, цветов и трав. То был волнующий запах весны… Он будоражил и будто бы призывал к каким-то переменам, обещал что-то новое и прекрасное… Тропинки – точнее, дорожки – посыпанные мелким гранитным щебнем, прихотливо извивались среди высоких деревьев и гладких, как темное зеркало, прудов. Просто замечательно, что я смогу еще не раз приезжать сюда. Ведь нынче я вовсе не праздная туристка; нет, я деловая женщина и я приехала сюда, собственно говоря, как раз по делам.

Вышли мы в парк еще утром. В листве огромных деревьев чирикали-заливались птички. Мое лицо обдувал приятный ветерок. Радовали глаз рассаженные на клумбах яркие весенние цветы – тюльпаны, гиацинты, нарциссы. Оглушительно пахло сиренью, совсем недавно распустившей свои первые соцветия. Уютно в этом парке. Уютно и безмятежно. Понимаю, почему царская семья так любила, то есть любит, это место… И вправду, душа здесь отдыхает, в голове ясно и легко, а мысли текут спокойно и неторопливо.

Но вот самого хозяина этого места – ну, то бишь Императора – мне увидеть пока не довелось. Товарищ Иванов вскользь поведал, что со дня смерти супруги тот стал очень нелюдимым, стал часто замыкаться в себе и уединяться.

– И где же он уединяется? – посмела полюбопытствовать я.

– Да обычно бродит где-то здесь, – ответил Иванов, кивая головой вглубь парка. – Где-нибудь подальше от дворца. В кабинет свой он с того дня так и не заходил. – Он немного помолчал, обводя окрестности задумчивым взглядом. – Что-то, Алла Викторовна, опасаюсь я за его душевное состояние – как бы он совсем не сломался. Так-то на людях вроде и держится, но вот иной раз такое в глазах промелькнет… Даже не по себе становится. Поневоле думаешь – а что если пулю себе в лоб пустит? Или еще что-нибудь такое эдакое сотворит…

– Да что вы, Михаил Васильевич… – встревожено покосилась я на своего собеседника, – неужели все настолько… ээ… печально?

– Ну я не знаю, насколько все серьезно… – покачал головой Иванов, – но у него очевидная депрессия – это могу вам сказать, даже не являясь дипломированным психологом. Любой хороший командир должен иметь способности к психологии, а в дипломатии без них вообще никак. Влюблен он в нее был как Ромео в Джульетту, с первого дня их знакомства, ведь женился на ней когда-то вопреки всем обстоятельствам. А теперь… вообразите только – все мечты о счастье, планы, надежды пошли прахом. И вдобавок к тому он теперь знает, что если бы его жена не умерла, их семейное счастье все равно было бы отравлено медленным ядом смертельной болезни их единственного сына-наследника. Не зря Господь прибрал ее, ох не зря.

– Но у него же есть дочери! – воскликнула я. – Целых четыре дочери, которые любят своего отца! Можно ведь жить ради них…

– Э, Алла Викторовна… – как-то досадливо отмахнулся Иванов. – Это вам не двадцать первый век, и Николай II не является обычным обывателем. Сын, особенно если он единственный – это центр внимания и смысл существования для своих родителей, ведь он наследник, продолжатель рода и так далее… А дочери – это так, бесплатное приложение к сыновьям; все равно рано или поздно их распихают замуж и вздохнут облегченно, потому что забота о них с того момента возляжет на мужей. Неудивительно, что после этой трагедии Николай считает, будто его жизнь кончена. Сейчас это не человек, а какое-то привидение. Наверное, он бы уже свел счеты с жизнью, если бы не боялся Божьего Суда – а боженька-то такие вещи совсем не одобряет, потому что считает дезертирством, побегом с фронта…

Михаил Васильевич невесело усмехнулся и добавил: