Великий лес

После полуночи он пошел в один из баров, чтобы что-нибудь съесть. Подкрепился, выпил кофе и, хотя не любил алкоголя, попросил рюмку водки. Он бездумно смотрел на сонное лицо бармена, похоже, мулата. На расстоянии вытянутой руки от него оказалась одна из фирменных ручек, которыми бармен пользовался, подписывая счета гостей. Он машинально взял ручку, бумажную салфетку и нарисовал на ней человека с длинными волосами, с бородой, усами, в шляпе и плаще, с чемоданом в руке. Это был неумелый портрет Кристофера Баллоу, немного такого, каким он был когда-то, а немного — каким он был сейчас. Потом взял еще одну салфетку и сначала нарисовал на ней коня. Высоко задранная голова, развевающаяся грива. Этот конь напоминал осла или мула, но это не имело значения. Самым важным было то, что на спине коня появилось седло, а в этом седле — обозначенная несколькими штрихами человеческая фигура. Он дорисовал еще фон — несколько вертикальных черточек, которые должны были обозначать лес.

Он выпил рюмку водки, и чувство раздвоенности совершенно прошло. На стульчике возле бара сидел только один человек. Он жаждал очутиться в конюшне возле буланой кобылы, втянуть в легкие запах ее пота, набросить на нее седло и выехать в лес, утонуть в его необъятности, как в спокойном озере. Это не правда, что лес был недобрым и отнимал у людей души. Люди сами уничтожали собственные души, покрывая их грязью, которой не могли смыть Даже в округлых ваннах, пользуясь самыми дорогими шампунями. Лес был прекрасным и чистым до такой степени, что сумел очистить от грязи такого человека, как Баллоу. Иначе отчего кто-то, похожий на Баллоу, воскрешал какого-то там старого Хорста Соботу, оберегал его от зла, как пес, охранял его дом с разноцветной верандой. Ведь это там, в лесу, Баллоу понял, что на свете существует любовь, большая и настоящая, для которой не имело значения, каким способом мужчина спит с женщиной, делает ли он это долго или недолго, спереди или сзади, на ней или под ней, на столе или на полу. Какой же привлекательной и возбуждающей казалась ему тайна Вероники, на первый взгляд настолько банальная, насколько может быть банальной история изнасилованной и искалеченной духовно девушки. Вместе с тем она была, однако, совершенно необычной и неповторимой.

Он разорвал в клочья салфетки с рисунками и бросил их в корзину. Он отдавал себе отчет в том, что это магическое действие, но ведь магия была такой же древней, как человечество. Он тотчас почувствовал облегчение. Он перестал быть Баллоу и тем другим. Родился кто-то третий, и это он, третий, должен улететь утренним рейсом.

В баре стоял музыкальный автомат, который время от времени приводил в действие кто-нибудь из пассажиров. Он снова хотел услышать песенку Питера, слова с вопросом о том, сколько смертей нужно пережить, чтобы понять, что слишком много людей умерло. Он не нашел пластинки с этой записью. Баллоу это показалось символическим. Это, видимо, означало, что мир Баллоу уже умер, нужно было встать перед зеркалом и, сняв шляпу, сказать самому себе: «Привет, мистер Баллоу». Конечно, только в воображении, без всяких театральных сцен, устроенных даже для самого себя. Никакие жесты не нужны, детектор лжи, тесты психологов в фирме тут же с точностью покажут, что Баллоу уже рассыпался, а скорее что в нем поселился кто-то другой.