Читаем Великий последний шанс полностью

Настанет год, России черный год, когда венец поэтов упадет.Дожили, сказал попугай.Гаврила ползал в пыли, прося прощения и денег.
О, как мы гордились великими гуманистическими традициями великой русской классической литературы. Как вышли мы все из гоголевской «Шинели». Как объяснялись в любви к маленькому человеку. Как горели свободой конфорки под чайниками на ночных кухнях!Н-ну?! Вот-т тебе выход из камеры! Вот-т тебе отданный братьями меч! Муза, лира, труба, спирт, шашку, коня! Где вы, мастера культуры, продажные криворукие твари? Кто вы теперь, кто вам цалует пальцы, кому теперь вы лижете зады?К концу восьмидесятых всем так обрыдли советские фанфары, фальшивые насквозь и наглые без стыда, что русская литература вырыла могилу под еще шевелящегося полупокойника. Все советское было объявлено плохим, все несоветское – хорошим. Белые, буржуи, цари, капиталисты, эмигранты, антисоветчики – все были хорошие. Вот только фашисты остались все-таки плохими, но они ведь были коллеги и подельники коммунистов, просто потом передрались.
Чернуха, зеки, лагеря, репрессии, страх и безнадюга – гной был выпущен из-под спуда на страницы изданий, и это было справедливо и естественно. Слишком долго и плотно замалчивали. Восстановление равновесия и справедливости. Закрома и сусеки вскрывались.Черт. Эмигрантская и антисоветская литература оказалась слабее и жиже советской. Черт… Нет, не секретарской официозной – та продажная белиберда канула с позором и исчезла напрочь. Но литература оставшихся – хоть «убежденцев», хоть «попутчиков», хоть «нейтралов» – была настоящее, крепче, значимее, была просто что надо в лучших образцах. Булгаков и Лавренев, Катаев и Каверин, Бабель и Иванов, Гайдар и Симонов, Ильф и Петров, в конце концов.Чужбина не мед. Ты перестаешь быть тем, чем был в прежнем месте – здесь почва другая, и история, и язык, и народ, и магический звездоподобный кристалл внутри художника постепенно обкатывается накатом чужих прозрачных волн в голыш, гальку, песок. Восплачем! Но – банально до пошлости и верно до боли: великая литература никогда не может возникнуть на чужой почве и в раздрае с исторической судьбой твоей страны и твоего народа. Ты художник? Так рискуй, страдай и умри вместе со всеми. Жестокий приказ ремесла.
Короче. Русская литература была за свободу. И справедливость. Ненавидела маразм КПСС и тюрьму народов. Пила за вашу и нашу свободу. Пила, ела, одевалась и ездила в заграницы, но внутренне страдала страшно.И вот – Съезд Советов, и плюрализм, партии, фракции, демократия, ГКЧП, Ельцин, танк, свобода! А-А-А-А-А-А!!! Мы победили!Внимание. Стоп-кадр. Увеличьте изображение.
Это Беловежская пуща. Трех козявок видите? СССР больше нет, Империя распущена.Что сказали писатели? Ни хрена не сказали. Ум нации понял не больше ее задницы. Ну… распустили? Да? Гм… Писатели не проявили гениальности. Не блеснули проницательностью. Не дошло как-то так сразу до писателей, что произошло. Ведь все, в общем, оставалось пока как вчера. Ну, озвучили административные изменения.А кто с пеной вопил: «Патриотизм – это последнее прибежище негодяя»? Да
Перейти на страницу:

Похожие книги

Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное
Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?
Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?

Проблема Пёрл-Харбора — одна из самых сложных в исторической науке. Многое было сказано об этой трагедии, огромная палитра мнений окружает события шестидесятипятилетней давности. На подходах и концепциях сказывалась и логика внутриполитической Р±РѕСЂСЊР±С‹ в США, и противостояние холодной РІРѕР№РЅС‹.Но СЂРѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ публике, как любителям истории, так и большинству профессионалов, те далекие уже РѕС' нас дни и события известны больше понаслышке. Расстояние и время, отделяющие нас РѕС' затерянного на просторах РўРёС…ого океана острова Оаху, дают отечественным историкам уникальный шанс непредвзято взглянуть на проблему. Р

Михаил Александрович Маслов , Михаил Сергеевич Маслов , Сергей Леонидович Зубков

Публицистика / Военная история / История / Политика / Образование и наука / Документальное