Великий санный путь

Жена Ауа была из тех, кто всецело жертвует собой для дома и близких. Ни минуты не оставалась она днем праздной и успевала сделать невероятно много. Чаще всего она шила, да и нельзя было не запасать беспрерывно одежду, которая рвалась и изнашивалась на ежедневных охотах. А сколько лежало на ней еще других обязанностей! Она должна была носить снег для оттаивания и постоянно следить за тем, чтобы бадья с водой была полна. Мясо должно было вовремя оттаять на боковой лежанке; корм для собак быть всегда нарезанным и приготовленным к возвращению мужчин; замороженный жир надо было так колотить и уминать, что он "самотеком" попадал в лампы, которые тоже требовали искусной заправки и неусыпного надзора, чтобы никогда не коптили. Если в снежной хижине станет чересчур жарко, надо приостановить капель с потолка, залепив оттаявшие места свежими, чистыми снежными комьями. Если же от жары появятся дыры в крыше или в стенах жилья, надо подрезать и выровнять края дыр снаружи, затем вставить новые снежные глыбы. Нужно соскабливать жир с сырых тюленьих шкур, которые распяливаются для просушки над огнем лампы, а кожу для подошв, твердую как дерево, надо размягчать, прожевывая ее зубами. И все эти домашние обязанности, занимавшие целиком трудовой день, она выполняла, напевая вполголоса отрывки веселых песен, и к этим напевам около того времени, когда ожидалось возвращение мужчин с лова, неизменно примешивалось ворчанье и клокотанье в закипевших котелках.

Так бежали для нее часы, и все-таки она никогда не забывала наведаться на минутку и в другие жилища, чтобы помочь там и тут, тем или другим сунуть кусок мяса или сала, если где увидит недохватку.

Я часто просил жену Ауа рассказать мне о своей жизни и о том из пережитого, что оставило в ней особое впечатление, но она всегда отшучивалась, - не о чем ей рассказывать. Но я не отставал от нее; интересно было таким образом выхватить кусочек из эскимосской жизни. И вот раз, когда мы были одни дома, язык у нее развязался. Она сидела на своем обычном месте - на лежанке за лампой, скрестив голые ноги, и шила непромокаемые сапоги, как вдруг неожиданно оторвала меня от моей работы и без всякого предисловия перескочила на свои воспоминания.

- Зовут меня Оруло - "Трудная"; но мое настоящее имя "Куропаточка". Первое мне помнится, что мать моя жила совсем одна в маленькой снежной хижине около Иглулика. Я не понимала, почему отец живет в другой хижине, но потом мне сказали: это потому, что у матери появился маленький ребенок, и она стала на первое время нечистой для дичи и зверя, на которых охотятся [29]. Мне все-таки позволили навещать ее, когда захочу. Но когда я подходила к ее хижинке, то никогда не могла найти входа. Я была еще такая маленькая, что не могла глянуть поверх той снежной глыбы, через которую люди переступали, чтобы войти в хижину, и я, бывало, стою и кричу: "Мать, мать, я хочу войти, хочу войти!", до тех пор, пока кто-нибудь не подымет меня до входного отверстия. А когда приду к матери, мне кажется, что снежная лежанка, на которой она сидит, такая высокая, что мне и на нее никак не взобраться без чужой помощи. Вот какая я была маленькая, когда начала помнить себя. Второе, что мне помнится, - это Пилинг, большая охотничья стоянка на Баффиновой Земле. Помню, я стою и обгладываю ногу большой-большой птицы. Мне сказали, что это белый гусь; я привыкла есть только куропаток, и гусь казался мне диковинной птицей.

Потом все уходит из моей памяти, пока я словно не просыпаюсь вдруг опять. Мы на твердой земле, около "Горы"; отец болен, все наши земляки уехали на охоту, одни мы остались.

Однажды я прибежала в палатку с криком: "Белые люди идут!" Я увидала людей, которые показались мне белыми. Но отец тяжело вздохнул и сказал: "Ах, я думал еще пожить немножко, но теперь понимаю - мне недолго осталось".

Я, стало быть, не людей видела, а горных духов, и отец понял, что это предвещает ему близкую смерть.

Мы повезли отца в соседнее стойбище, где жил один человек по имени "Воробышек" с женой по имени "Большой остров", и у них отец мой умер. Помню, его обмотали шкурками и отвезли в поле подальше от стойбища, положили там лицом к западу и оставили. Мать объяснила мне, что он был старый, а стариков всегда поворачивают к тому углу неба, откуда приходит вечерний мрак, детей же кладут в сторону утра, а молодых людей туда, где солнце стоит в полдень.

Осенью, когда выпал первый снег, Воробышек решил отправиться на охоту за оленями вместе со своей женой и сыном по имени "Дух-помощник". Взяли и нас - брата моего, которого звали "Маленький каяк", мать мою и меня. Мать стала второй женой Воробышка.