Великий санный путь

Мы встретились, как будто были давно знакомы. Нас угостили мороженой лососиной и олениной, и пока мы ели и благодушествовали в тепле в компании женщин, мужчины немедленно принялись складывать для нас просторную снежную хижину.

Ивовая Ветка, почитаемый заклинатель духов и необыкновенно интересный человек, прекрасно знавший старые предания своего племени, отличался не только умственным развитием и живым темпераментом, но и едким юмором. Славился он и как охотник, поэтому понятно то уважение, с каким к нему все относились; он был "большим человеком" среди эскимосов арвилигьюармиут.

Пожитки и припасы свои мы оставили на старой стоянке, и так как погода была отвратительная, то понадобилось несколько дней, чтобы перевезти весь груз сюда, на берег. Пока мои товарищи занимались этим, я имел возможность позаняться с Ивовой Веткой и записать с его слов некоторые сказания, песни и заклинания.

Передать заклинания очень трудно, так как они часто состоят из непереводимых слов или же вся их сила заключается в особых ударениях, слова же нанизаны так, что фраза иной раз ничего не выражает. Все значение заклинаний в их таинственности. Произносят их шепотом, но отчетливо, с ударением на каждом слове, и медленно, с частыми интервалами. Вот заклинание, дающее удачу на оленьей охоте:

Дичь, земная вошь, длинноножка, долгоушка, с жесткой гривой, от меня не убегай! Вот несу я кожу для подошв, вот несу я мох для фитиля, подходи ко мне, не бойся, подходи.

Ивовая Ветка был также неплохим поэтом, с плодовитой фантазией и чувствительной душой. В свободное от работы время он всегда пел и называл песни своими "товарищами по одиночеству". Вот одна из них:

Спеть песню хочу я, пусть мала, но сильна.

Унайя-унайя!

Я с осени самой лежу, не вставая,

Беспомощный, будто младенцем я собственным

стал!

Жену я свою отправляю в чужое жилье,

К тому человеку, что даст ей приют,

Надежный и верный, как зимние льды.

Унайя-унайя!

К защитнику лучшему я отправляю жену.

Ведь сам я бессилен подняться с одра.

Унайя-унайя!

Себя самого узнаешь ты? И что о себе ты знаешь?

На ложе своем распростерт я бессильно,

Во мне только память о прошлом сильна!

Унайя-унайя!

Я спросил его, много ли песен он сложил вообще, и он ответил: "Сколько у меня песен, я не могу тебе сказать. Не считал. Знаю только, что их у меня много и что все во мне обращается в песни. Я пою, как дышу".

Но Ивовая Ветка был не единственным певцом в этих местах. Он познакомил меня с одной из песен своей жены Денька. Был у них еще сын Игсивалитак - "Укушенный Морозом", который года два-три тому назад умертвил в ссоре своего товарища по охоте и теперь скрывался в горах у Пелли-Бея, боясь, что его схватит конная полиция. Печалясь о судьбе сына, мать сложила песню.

Вот эта "Песня Денька":

Эяя-эя!

Отрывок из песни припомнился мне,

Его берегу, как близкого друга.

Эяя-эя!

Стыдиться надобно сына, которого ты

Носила в мешке за спиною,

Стыдиться, узнав, что бежал, отвергнут людьми.

Эяя-эя!

Правы те, что мыслят так!

Эяя-эя!

Правы те!

Эяя-эя!

Я стыжусь! Но того лишь, что матери он не имел

Чистой и беспорочной, как неба свод синий,

Мудрой, не вздорной.

Эяя-эя!

Будут его довоспитывать толки людские теперь.

Этого я заслужила, я - мать, что родила себе

Сына, который утехой не будет на старости мне.

Эяя-эй!

Мне должно стыдиться!

А я лишь завидую тем, когда провожают друзья,

Желая поездки счастливой, когда

Те с пира домой отъезжают.

Эяя-эя!

Я помню: весною

Мы стан свой разбили у "Глаза Косого".

Тепло было, тихо похрустывал тающий снег под ногой.

Похожа тогда я была на ручного оленя, что к людям все жмется.

Но весть об убийстве и бегстве пришла,

Скалою земля подо мной отвердела,

И я на вершине скалы зашаталась.

* * *

Ивовая Ветка рассказал нам, что около Арвилигьюака мы встретим много людей. Чтобы провести с ним побольше времени, я закупил у него большой запас собачьего корма, а именно, целый склад лососины и несколько оленей. Все это находилось на складах около устья реки, впадавшей в залив Пелли. Но, чтобы отыскать мясной склад, надо было сначала разыскать Укушенного Морозом.

5 апреля мы после трогательного прощания продолжали свой путь. Последними словами, прозвучавшими нам вслед, были: "Если бы все могли выступать в путь без злых духов-спутников!"

Уже 8 апреля нашли мы склад лососины и были поражены его богатством. Оказалось, что мы за полкилограмма чаю, полкилограмма сахару, 20 пачек прессованного табака а складной ножик приобрели около сотни крупных морских лососей, общим весом около 300 килограммов. Теперь надо было отыскать беглеца, который укажет нам мясной склад. На следующий день я поехал вместе с нетсиликским эскимосом Анаркаоком, который взялся сопровождать меня на эту захватывающую "охоту за убийцей".