Великий закон славян

Также впервые в Псковской судной грамоте различается вольная или добровольная рота и судная рота – рота, приносимая на суде по требованию этого органа. Однако вполне вероятно, что если человек добровольно не шел на роту, то по требованию противоположной стороны его могли привлечь к этому в судебном порядке, а если он не шел и на судебную роту, то всем становилась очевидной его вина и наступали уже известные последствия. Показательно и то, что статья 34 Псковской судной грамоты специально подчеркивает, что рота должна совершаться не где угодно, а в церкви той местности, где произошла кража. Этот немаловажный момент в «Русской Правде» тоже отсутствует. Храм для христианина – наиболее сакральное место, и именно в этом месте человек должен соприкоснуться со вселенским законом. Особое, заранее строго определенное место прикосновения к небесной цепи справедливости оговорено и в псковской легенде – это гора Судома. Известно, что язычники почитали горы, зачастую помещая на них жилища богов (гора Олимп в Греции, Меру в Индии). Гора воспринималась как модель вселенной, расположенная в центре мира в месте прохождения мировой оси, связывающей небо и землю. Очевидно, что для псковитян-язычников гора Судома также была символом наибольшей чистоты и святости. Разумеется, что для язычников, в отличие от христиан, местом наибольшей сакральности была отнюдь не церковь, а место их культа. Единственное место, конкретно указанное в летописи как связанное с обрядом хождения по роте при заключении международного договора в языческую эпоху, – это холм с идолом Перуна в Киеве. Для язычника Игоря и его дружины именно это капище было местом наибольшей сакральности, и именно там они ходили по роте в 944 г. Со своей стороны, вторая псковская легенда связывает с горой Судомой двух богатырей, в которых без особого труда угадываются черты пары Перун-Волос. Таким образом, мы можем констатировать полную однозначность как в правовом, так и в мифологическом смыслах роты Псковской судной грамоты и небесной цепи псковской легенды. Корни связанных с ротой представлений были столь глубоки в Псковской области, что несмотря на все протесты церкви она упоминается в местном юридическом документе почти через полтысячелетия после введения христианства, а ее несколько завуалированный мифологический образ дожил там в устном народном творчестве до XIX в., оказав при этом влияние на произведения А.С. Пушкина.

В самой же Псковской судной грамоте рота в последний раз упоминается в статье 116: «§ 116. А кто зажоги на ком учнет сочит, а долики ни каковы не будет, ино на волною роту позвать вольно»[434]

. – Если кто-либо предъявит кому-нибудь обвинение в поджоге, а прямых улик никаких не обнаружится, то истец может вызвать обвиняемого для совершения вольной роты. Вновь бросается в глаза параллель с псковской легендой: там к цепи приходили в случае бездоказательного обвинения, а в статье к роте прибегали в случае отсутствия улик данного преступления. Обвиняемый мог снять с себя подозрение в поджоге с помощью добровольной роты. Следует отметить, что это было крайне серьезное преступление, и статья 7 Псковской судной грамоты предусматривала за поджог смертную казнь. То, что благодаря роте обвиняемый избавлялся от смерти, однозначно указывает на огромную важность обряда хождения по роте в глазах как судей, так и всего населения средневековой Руси. Это в гораздо большей степени, нежели положения хронологически более ранней «Русской Правды», соответствует истинному значению роты. Указанное обстоятельство вполне согласуется с данными других источников, указывающих на большую степень сохранения языческих представлений именно на севере Руси. Необходимо подчеркнуть и то, что, несмотря на более позднее время своей фиксации, Псковская судная грамота в ряде случаев содержит более архаичные элементы, восходящие к русскому языческому праву, чем предшествовавшая ей «Русская Правда».