Смерть Павлова застала всех врасплох. Все, что происходило среди казаков, опекуном которых был Мюллер, сообщалось в первую голову ему. В ответ на его телеграмму о смерти Павлова, генерал Краснов ответил, что Походным атаманом назначает Доманова.
Несколько слов о нем, так как с именем его связаны последние дни Казачьего Стана. Был ли он офицером царского времени, как некоторые утверждали, трудно сказать (см. ниже. —
Наружность его такова: выше среднего роста, довольно плотный, с проседью, бритый и в очках. Глаза бесцветные и очень добродушный по виду. Говорит много, тихим и привлекательным голосом. Говоря что-либо волнующее, частенько пускает слезу. Тех, кого он впервые встречал, он просто обвораживал своею любезностью, угодливостью и вниманием. И нужно было много времени, чтобы узнать, сколько в нем было фальши. Он шел к намеченной цели упорно, применяя всевозможные способы. Как он относился к генералу П. Н. Краснову — показало будущее.
В Здунской Воле, где сосредоточились колонны казаков, разместившиеся на полях и перелесках в полном беспорядке, стала очевидной необходимость реорганизации их.
По пути отхода из Новогрудка к колоннам прибыли окружные атаманы, которые убедились, что система колонн, где перемешались казаки всех войск, являлась беспорядочной толпой беженцев, с которою трудно было управляться начальникам колонн, подчас безграмотным казакам.
Теперь, когда уже прошло 18 лет, давность разрешает рассказать то, что раньше могло бы повредить генералу Краснову в его планах возрождения России и лишний раз можно убедиться, как глубоко любил он Россию и как был ей предан.
В штабе фронта (Ожечев) мне сообщили, что генерал Краснов, телеграммой, срочно вызывает меня к себе. Полон недоумения, я выехал в Берлин. Явившись к генералу Краснову, я был просто ошеломлен его словами: «По просьбе казаков и своему желанию, я назначаю Вас Окружным атаманом Донских станиц. Не оставайтесь здесь долго и дня через два отправляйтесь в Новогрудок».
Он еще не знал, как и я, что в этот день Новогрудок казаками был покинут. Видя мое смущение и даже растерянность и приняв, видимо, за отказ мой ответ, что есть донцы опытнее и авторитетнее меня, он сказал, что после чая поговорит со мною наедине.
Вот что я услышал: «Как и в 1918 году, я делаю ставку на немцев, а там уже, как Бог пошлет. Что думают немцы, объявив беспощадную войну коммунизму, я не знаю.
Знаю одно, что страшнее коммунистов вряд ли будет кто, так как эти не только физически, но, главным образом, духовно уничтожают Россию.
Сейчас немцы считают нас, как и раньше, разделяющими стремление их разделить Россию, образовывая Дон, Кубань и Терек. Но это утопия и просто бессмысленно представлять наш Дон без общей родины. Мы, казаки — русские люди, гордимся этим и желаем как-либо помочь возродиться нашей родине.
В данное время нам немцы верят, и воспользуемся этим. Мое желание освободить от коммунистов хотя бы уголок России и наладить былую русскую жизнь, чтобы этот уголок светился, как маяк, привлекая русский народ и внося надежду на освобождение. Все мы дети одной матери и православные и будем надеяться, что к нам постепенно присоединятся и другие. Ну, а если они этого не поймут — Бог им судья! Воспользуемся пока «протекцией» немцев, а будущее покажет. Немцы нам не страшны. История показала, что русский народ не потерпит владычества чужеземцев. Так что поезжайте с Богом и собирайте всех русских антикоммунистов под видом казаков. Постарайтесь сорганизовать кадры будущего управления на Дону. Восстанавливайте хутора, станицы, назначайте достойных атаманов и налаживайте жизнь так, как было у нас на Дону, чтобы мы при возвращении сразу же принялись за работу. Вот вам моя инструкция — это приказ номер 1, который возьмите для руководства».