Великое Предательство. Казачество во Второй мировой войне

Прежде всего о том, что я приподнял тело покойного Павлова и что производил расследование. Все это демагогия и ложь. Никакого расследования я лично не производил, а когда привезли тело Павлова, то я поднялся на грузовик, в котором он лежал, приподнял платок, покрывавший его лицо, помолился и сошел вниз. Это происходило в присутствии донских казаков, привезших тело и находившихся при нем.

Что касается его смерти, то совершенно точно установлено, что убит он был пулею из белорусской заставы. Это было настолько очевидно и доказано, что надобности в производстве осмотра трупа комиссией не было, и таковая никем назначена не была.

Никакого протокола составлено не было. Я, будучи вр. и. д. Начальника Управления Казачьих Войск, был в Новогрудке, имел тесное общение с гебиткомиссаром Гилле, о котором пишу в своей статье. После имел много бесед с П. Н. Красновым и с начальником штаба Семеном Красновым, с представителем минвостока доктором Гимпелем и точно знаю, что им тоже ничего не известно о протоколе, о котором пишет Одноралов. Я не сомневаюсь, что протокол этот «составлен» дельцами типа Одноралова…

Собственно, об этом не следовало и говорить, но раз такая пакостная, провокационная статья помещена на страницах Вашего журнала, то я Вам, для Вашего личного сведения и сообщаю, как было дело.

… Оценка моей книги Однораловым-Адмираловым… резко расходится с оценкою Вашею в частном письме мне, но понимаю Вас, как редактора, который дорожит своими сотрудниками, а потому и помещает их умозаключения.

… Я далеко не сторонник Доманова, но во имя правды заявляю определенно, что в смерти Павлова он неповинен.

… Большое Вам спасибо за прекрасную книгу Африкана Петровича («Воспоминания. 1918 год». — П. С). Читая ее, каждый, знавший покойного, представляет его, как живого, с его симпатичною улыбкою, всегда и ко всем доброжелательного. <…>

Письмо дочери полковника С. В. Задохлина

Письмо, написанное Л. С. Задохлиной непосредственно после дней выдачи — 31 июля 1945 года, было опубликовано в американском издании «Великого Предательства» в виде выдержек. Располагая ныне дневниками генерала Науменко, мы имеем возможность привести это письмо практически полностью.

Из него, как и из письма сотнику Шпаренго, можно узнать об отношении казаков к приказу № 12.

<…> Когда сегодня появился у нас И. К. Зубенко (Иван Константинович Зубенко, казак станицы Бейсугской Кубанского Войска. — П. С.) и сказал от кого он, то колени у меня так тряслись, что я даже не могла стоять на ногах, а потом все мы плакали и плакали. Это первый солнечный луч за все темное и тяжелое время.

Если бы Вы знали, Вячеслав Григорьевич, сколько горя, сколько ужаса мы все пережили за это время!

Но начну сначала, чтобы Вам была ясна картина всего случившегося в нашем несчастном Казачьем Стане.

Когда мы прибыли в Италию, то впервые за 25 лет почувствовали, что мы в станице, в своей среде. Конечно, все это было чисто внешнее, то есть кругом папахи, казачья речь, заря с трубачами и пением «Ой Кубань, ты наша Родина…» А внутри все гнило, из рук вон плохо, в смысле организации и управления.

Вы помните, Вячеслав Григорьевич, что папа был болен, таким мы его привезли в Италию и положили в госпиталь в Толмеццо, а сами отправились в Коваццо, в расположение кубанских станиц. Лично к нам отнеслись еще кое-как, по-хорошему, то есть дали комнату, а то другие жили много хуже, но это понятно — стечение народа было огромное, а разместиться негде.

Интриги были ужасные, хороших людей затирали, а сомнительным типам и выскочкам была открыта широкая дорога. Еще принимали людей ограниченных или забитых, которыми могли двигать по своему усмотрению…

Попасть к Ксении Петровне (жена полковника В. И. Лукьяненко, Кубанского окружного атамана в Казачьем Стане. — П. С.) было труднее, чем в свое время к мадам Бабьи (С. И. Бабьи — жена последнего Кубанского Наказного атамана генерала М. П. Бабыча, зверски убитого большевиками в 1918 г. — П. С.) —

надо бьио пройти несколько ординарцев, а особенно нашему брату-эмигранту. Правда, я не могу сказать этого о себе. Ко мне лично она относилась хорошо. Но, все это, вместе взятое, отвратительно. Поклонение перед Домановым выдвигали всюду и во всем донцов, бесконечные гимны деду Краснову, подхалимство, мародерство, полное отсутствие дисциплины, бесконечное хамство, шпионство и разные С1 (отделы безопасности. — П. С.) создавали жуткую картину и конечно вели к пропасти.

И в конце концов ужасная и печальная история с Вашим обращением к казакам (о вхождении Кубанского Войска в ВС КОНР под командованием генерал-лейтенанта Власова. В конце концов, Доманов, в апреле 1945 года, был вынужден отдать приказ о подчинении частей Казачьего Стана генералу Власову. — П. С.) и ответом на него.

Вам, наверное, известно это письмо, которое подписали Бедаков, Соламахин, Есаулов, Тихоцкий и Лукьяненко — мнимая Кубанская Старшина.

Казаки на это ответили бунтом, требовали возвращения на место Вашего портрета, который был снят.