Поскольку Софи была слишком умна, чтобы полагать, будто эта проникновенная и исполненная горечи речь является просто обобщением, она тут же потребовала от Сесилии рассказать ей подробнее о респектабельном мужчине, подцепившем свинку, и после недолгого колебания и многочисленных оговорок Сесилия поведала кузине не только о том, что к ней посватался лорд Чарлбери (хотя объявления о помолвке еще не было), но и описала ей досточтимого Огастеса Фэнхоупа так, что это могло бы показаться бредом сумасшедшего любому, кто не имел счастья быть лично знакомым с этим симпатичным молодым человеком. Но Софи уже встречалась с мистером Фэнхоупом, поэтому вместо того, чтобы уложить Сесилию в постель и дать ей успокоительного, она спокойно заметила:
– Да, это правда. Я никогда не видела лорда Байрона, но мне говорили, что он не идет ни в какое сравнение с мистером Фэнхоупом. Это самый привлекательный молодой человек из всех, кого я знаю.
– Ты знаешь Огастеса! – выдохнула Сесилия, прижимая обе руки к своей бурно вздымающейся груди.
– Я имею в виду, что знакома с ним. Кажется, в прошлом году мы танцевали пару раз на балах в Брюсселе. Он, случайно, не состоял на службе у сэра Чарльза Стюарта?
– Он был одним из его секретарей, но Огастес – поэт и, разумеется, не имеет склонности к предпринимательству или иному роду деятельности, что как раз больше всего и возмущает Чарльза! Ох, Софи, когда мы встретились, – это случилось в «Олмаксе»[20]
, и на мне было платье из нежно-голубого атласа, расшитое шелковыми бутонами роз и серебряной пряжей! – то стоило нам увидеть друг друга… Он уверил меня, что и с ним было то же самое! Разве могла я предположить, что столкнусь со столь яростным сопротивлением? Это же Фэнхоуп! По-моему, они поселились здесь сразу же после завоевания Англии норманнами, если не раньше! Если уж– Совершенно никакого, – сказала Софи. – Дорогая Сесилия, не плачь, пожалуйста, умоляю тебя! Лучше скажи мне вот что. Твоя мама возражает против брака с мистером Фэнхоупом?
– Дорогая мамочка сочувствует мне всей душой! – заявила Сесилия, послушно вытирая глаза. – Она сама мне об этом сказала, но ей никогда не достанет смелости возражать Чарльзу! Потому что он, Софи, главный в этом доме!
– Сэр Гораций
– Но скажи, Софи, что ты имеешь в виду? – выдохнула Сесилия. – Чем ты можешь мне помочь?
– Пока не знаю, но способ непременно найдется. Все, что ты мне только что рассказала, свидетельствует о том, что ты, как и все окружающие, погрузились в состояние уныния и подавленности! Твой брат! Боже милосердный, почему же вы позволили ему превратиться в такого тирана? Я бы ни за что не допустила, чтобы сэр Гораций обзавелся диктаторскими замашками, свойственными даже лучшим из мужчин, если женщины в их семьях оказываются настолько глупыми, что поощряют подобное! Это очень плохо для самих же мужчин, поскольку делает их страшными занудами! Чарльз ведь тоже смертельно скучен? Уверена, так оно и есть! Но не расстраивайся! Если он имеет склонность к заключению выгодных союзов, то пусть оглядится по сторонам в поисках подходящего мужа для меня, и это его отвлечет. Сеси, идем-ка вместе в мою комнату! Сэр Гораций пожелал, чтобы я выбрала мантилью для тебя и тети, и Джейн наверняка уже распаковала их. Как удачно, что я выбрала для тебя белый цвет! Сама я слишком смугла, чтобы носить белое, но тебя этот цвет сделает совершенно очаровательной!
И она увлекла Сесилию в свою спальню, где их ждали аккуратно завернутые в тонкую папиросную бумагу мантильи, одну из которых Софи немедленно отнесла в будуар леди Омберсли, объявив, что сэр Гораций поручил ей преподнести этот подарок его дорогой сестре с заверениями в его любви. Леди Омберсли пришла в восторг от мантильи, этой роскошной черной вещицы, и была тронута (в чем она впоследствии призналась Сесилии) словами, сопровождавшими подарок. Разумеется, она им не поверила, но не смогла не отметить, что ее племянница сполна наделена предусмотрительностью и учтивостью.