Великолепные Эмберсоны

- Заткнись и не говори, что моей маме должно быть стыдно!

Вскипевший мистер Смит был не в силах закончить разговор с достоинством.

- Ей должно быть стыдно, - повторил он. - Женщина, которая разрешает такому паршивцу, как ты...

Но Джорджи уже добежал до своего пони и уселся верхом. Прежде чем пуститься в свой обычный галоп, он опять прервал преподобного Мэллоха Смита, закричав:

- Жилетку одерни, ты старый козел, понял? Поправь жилетку, утри нос - и катись ко всем чертям!

Такая преждевременная зрелость менее необычна, даже среди отпрысков Богачей, чем представляется многим взрослым. Однако преподобный Мэллох Смит столкнулся с подобным впервые и поэтому рвал и метал. Он тут же настрочил письмо матери Джорджи, в котором, взяв в свидетели племянника, описал преступление, и миссис Минафер получила послание раньше сына. Когда мальчик пришел домой, она с горестным выражением лица прочитала письмо вслух:

Дорогая мадам,

Ваш сын послужил причиной прискорбного происшествия в нашем доме. Он совершил неоправданное нападение на моего малолетнего племянника, приехавшего в гости, и оскорбил его грязной руганью и недопустимыми измышлениями о том, что некоторые дамы из его семьи пребывают в заключении. Затем он пытался заставить своего пони лягнуть ребенка, которому недавно исполнилось одиннадцать, тогда как ваш сын много старше и сильнее, а когда мальчик предпринял попытку скрыться от унижений, он преследовал его, перейдя границы моей собственности, и нанес ему жестокие побои. Когда я приблизился к ним, ваш сын начал намеренно оскорблять и меня, закончив богохульным пожеланием "катиться ко всем чертям", которое слышала как моя жена, так и наша соседка. Я искренне верю, что подобную невоспитанность следует излечить - как ради деловой репутации, так и ради доброго имени семейства, к коему принадлежит столь непокорное дитя.

Пока она читала, Джорджи беспрерывно бурчал что-то, а когда закончила, произнес:

- Старый врун!

- Джорджи, нельзя говорить "врун". Разве в этом письме неправда?

- Сколько мне лет? - спросил Джорджи.

- Десять.

- Видишь, а он пишет, что я старше мальчика, которому одиннадцать.

- Это так, - сказала Изабель. - Пишет. Но разве здесь всё неправда, Джорджи?

Джорджи почувствовал, что прижат к стенке, и промолчал.

- Джорджи, что из этого ты делал?

- Ты о чем?

- Ты сказал, ну, ему... Ты сказал ему "катиться ко всем чертям"?

Джорджи на миг нахмурился, но вдруг просиял:

- Слушай, мам, дед ведь об такого старого сказочника даже ног не вытирать не станет?

- Джорджи, нельзя...

- Я говорю, никто из Эмберсонов с ним связываться не будет, разве нет? Он же с тобой даже не знаком, так ведь, мам?

- Это не имеет отношения к делу.

- Еще как имеет! Я говорю, никто из Эмберсонов к нему домой не пойдет, а его к нам не пустят, а если так, к чему им знать об этом?

- Это тоже к делу не относится.

- Зуб даю, - горячо продолжал Джорджи, - зуб даю, если б он хотел к нам заявиться, то б заходил с черного хода!

- Но, милый...

- Это так, мама! Поэтому какая разница, говорил я ему те слова или не говорил? Это ж такие люди, не понимаю, почему надо с ними сдерживаться.

- Нет, Джорджи. Ты так и не ответил, сказал ты ему ту нехорошую вещь или нет.

- Ну, - начал Джорджи, - он сам мне ляпнул такое, что я из себя вышел. - Этого он пояснять не стал, не захотел рассказывать маме, что рассвирепел из-за опрометчивых слов мистера Смита о ней самой: "Ей должно быть стыдно" и "Женщина, которая разрешает такому паршивцу, как ты...". Он даже не пытался оправдаться, повторив такие гадости.

Изабель погладила сына по голове.

- Ты сказал ужасную вещь, милый. По письму видно, что он не самый тактичный человек, но...

- Да он просто рвань, - сказал Джорджи.

- Так тоже нельзя говорить, - мягко отозвалась мать. - Где ты нахватался всех этих дурных слов, о которых он пишет? Где ты мог их услышать?

- Мало ли где. Кажется, дядя Джордж Эмберсон говорил так. Он так папе сказал. Папе это не понравилось, а дядя Джордж над ним посмеялся, а когда смеялся, еще раз повторил.