Великолепные руины

Позвонили мне в полдень, а к пяти все было улажено. Но Дули на следующий день рвал и метал. Почему? Да потому что меня вызвал сам директор студии. Меня. Не его.

Дули обрабатывал меня целый час. Не смотри старику Скуросу в глаза. Не выражайся. И ни в коем случае не спорь.

Ладно. Я ждал в приемной целый час. Потом меня впустили в кабинет. Скурос сидел на краешке стола, в похоронном костюме, приличествующем директору студии. Жирдяй в очках с толстенными линзами и набриолиненными волосами. Он пригласил меня сесть. Предложил кока-колы, я поблагодарил. Высокомерный ублюдок открыл бутылку, налил в стакан треть и протянул мне. Бутылку он держал так, как будто другие две трети я пока не заслужил. Старый грек сидел на краю стола, смотрел, как я пью свою малюсенькую порцию колы, и задавал вопросы. Откуда я? Чем хотел бы заниматься? Какой мой любимый фильм? Про того ковбоя он даже не вспомнил ни разу. Я понять не мог, чего он ко мне прицепился.

– Майкл, что ты знаешь о «Клеопатре»?

Дурацкий вопрос. Каждая собака в городе знала про этот фильм все до мельчайших подробностей. «Клеопатра» живьем пожирала «Фокс». Идею фильма мусолили двадцать лет, пока Уолтер Вегнер в пятьдесят восьмом за нее не взялся. А потом Вегнер застукал свою жену, она как раз делала минет его агенту, и продюсер отстрелил обидчику яйца. Эстафету «Клеопатры» подхватил Рубен Мамульян. Он представил смету на два миллиона долларов, а на главную роль взял Джоан Коллинз. Бред! Клеопатра из нее была, как из президента балерина. Студия выкинула ее пинком под зад и пригласила Лиз Тейлор. Самая крупная звезда на небосклоне, вот только репутация подмоченная после того, как Лиз увела Эдди Фишера у Дебби Рейнолдс. Тейлор еще и тридцати не стукнуло, а под венец она сходила уже четырежды. Казалось бы, не самый лучший для нее момент. И что она делает? Требует миллион баксов за роль и еще десять процентов с проката. Да никому даже и полумиллиона за всю историю не заплатили, а эта дамочка желает миллион!

Но студия была в отчаянном положении, и Скурос согласился.

В 1960 году Мамульян выдвинулся со съемочной группой из сорока человек в Англию. И тут начался ад. Плохая погода. Сплошные неудачи. Постройка декораций. Демонтаж декораций. Постройка новых декораций. Мамульян не отснял ни одного кадра. Заболела Лиз. Простуда, зубной абсцесс, воспаление мозга, стафилококк, пневмония. Ей сделали трахеотомию, и она чуть не померла прямо на столе. Съемочная группа пинала балду, пила и резалась в карты. Через шестнадцать месяцев расходы перевалили за семь миллионов долларов, а Мамульян отснял всего полтора метра пленки. Полтора года, а парень даже до роста своего не дотянул! У Скуроса не было другого выхода. Он уволил Мамульяна и нанял Джо Манкевича. Манкевич перенес съемки в Италию и вышвырнул всех, кроме Лиз. Уговорил Дика Бёртона сняться в роли Марка Антония. Нанял пятьдесят сценаристов, чтобы они переписали сценарий, – вышло пятьсот страниц текста. Девятичасовой фильм. Студия теряла семьдесят штук в день, тысячи людей из массовки получали деньги просто так, дождь лил не переставая, съемочное оборудование утекало с площадки как вода, Лиз пила, а Манки начал поговаривать о том, что нужно снять три серии. Три серии! Обратного пути уже не было. С начала съемок прошло два года, двадцать миллионов уже спустили в унитаз, и бог его знает, сколько спустили бы еще. А бедняга Скурос надеялся, вопреки здравому смыслу, что на экраны выйдет лучший фильм в истории кинематографа.

– Что я знаю о «Клеопатре»? Слышал кое-что, – сказал я.

Правильный ответ. Скурос налил мне еще немного колы. Потом взял со стола большой желтый конверт и передал его мне. Никогда не забуду фотографию, которую я оттуда достал! Шедевр! Страстный поцелуй. И целовались не кто-нибудь, а Лиз Тейлор и Дик Бёртон. Не Антоний с Клеопатрой на снимке для газет. Лиз и Дик приросли друг к другу на балконе Гранд-Отеля в Риме. Видно было даже языки.

Вот это катастрофа так катастрофа! Он женат, она замужем. Студия еще не отмылась после скандального развода Эдди и Дебби. А теперь, выходит, Лиз легла под самого великого актера современности. И главного ловеласа, к слову сказать. А как же маленькие дети Эдди Фишера? Как же семья Бёртона? Как же его чумазые валлийские отпрыски, с громким ревом зовущие папочку? Да пресса этот фильм просто закопает! И студию вместе с ним. Потраченные миллионы и так гильотиной висели над жирной шеей Скуроса. Осталось только дунуть на лезвие.

Я пялился на фотографию.

Скурос изо всех сил делал вид, будто спокоен и весел. При этом моргал, как метроном.

– Что скажете, Дин?

Что скажу. Нет, погодите, так сразу отвечать нельзя, сперва надо все обдумать.