Великолепные руины

– А по-моему, это Ричард Бёртон бедный. Она же чудовище!

– Эдди Фишер специально прилетел в Рим, чтобы ее вернуть.

– А у самого двое детей! Вот стыдобища-то! Бросил их и ушел к этой Тейлор!

Паскаль был потрясен таким объемом информации. И откуда эти девицы все знают? Можно подумать, они свое семейство обсуждают, а не актеров. Теперь девушки принялись перемывать косточки Ричарду Бёртону и Элизабет Тейлор. Вот чего Паскаль к ним полез? Про Ди Морей девчонки и слыхом не слыхали. Она и сама ему говорила, что «Клеопатра» – ее первый фильм.

– Этот Ричард Бёртон – редкий бабник. Я бы на него и не взглянула.

– А вот и взглянула бы!

– Ну взглянула бы, да. – Девушка улыбнулась Паскалю.

Клуши захихикали.

– А Элизабет Тейлор уже четыре раза замужем была, – сказала Паскалю та, что повыше.

Юноше остро захотелось спрыгнуть с поезда на ходу. Девицы перекидывались репликами, как теннисным мячом, и ни одна не промахивалась.

– Ричард Бёртон тоже женат.

– А она змея!

– Да, но красивая змея.

– И ведет себя как дешевка. Мужчины таких насквозь видят.

– Мужчины видят только ее глаза.

– Сиськи они видят. А она дешевка!

– У дешевок таких глаз не бывает.

– Все-таки американцы ведут себя возмутительно! Ну просто как дети!

Паскаль притворился, будто на него напал приступ кашля.

– Простите, пожалуйста. – Он встал и, кашляя, вышел из вагона.

Юноша остановился у окна. Поезд подходил к вокзалу в Лукке. Вдали виднелся прекрасный мраморный собор. Главное, чтобы во Флоренции осталось время перед следующим поездом.

Паскаль закурил и прислонился к ажурной железной ограде на площади. Отсюда хорошо был виден дом Амедии. Они, наверное, только что закончили ужинать. Синьор Бруно любил в это время прогуляться с женой и шестью красавицами-дочерьми (а может, их теперь поменьше, если кого-нибудь удалось пристроить замуж). Синьор Бруно демонстрировал дочерей с гордостью, точно лошадей на скачках. Паскаль отчетливо представил себе лысого и вечно торжественного синьора Бруно.

Весь день было пасмурно, но на закате солнце выглянуло из-за туч и весь город высыпал на прогулку. Паскаль курил, наблюдал за парочками и ждал появления семейства Монтелупо. И разумеется, дождался. Через пару минут вся процессия появилась из-за угла: синьор Бруно с супргой, Амедия и две младшие дочери. Трех других, наверное, замуж выдали. Паскаль аж дышать перестал, когда увидел Амедию, так она была красива. Мать Амедии везла детскую коляску. Паскаль резко выдохнул. Так вот оно что.

Юноша всегда дожидался ее на свидания на этом месте. В груди что-то оборвалось, как обрывалось и раньше. Амедия заметила его. Она вдруг замерла и схватилась за стену. Неужели она каждый день ищет его? Ведь столько месяцев прошло! Сестры ушли вперед, и Амедия взяла себя в руки. Паскаль снял шляпу – это была часть их условного сигнала. Амедия покачала головой. Паскаль снова надел шляпу.

Какая-то пара остановилась поглазеть на младенца. Паскаль слышал их голоса через всю площадь.

– Какой он большой, Мария!

– Еще бы! Прожорливый, весь в папу.

Бруно гордо поднял голову и засмеялся.

– Ты наше прожорливое чудо! – сказал он младенцу.

Женщина ущипнула малыша за щечку:

– Мог бы и с сестрами поделиться, не жадничать, а, Бруно?

Младшие девочки слушали взрослых, Амедия не отрываясь смотрела на Паскаля, точно боялась, что отвернется – и он исчезнет.

Паскаль отвел взгляд.

Женщина повернулась к младшей из сестер, двенадцатилетней девочке:

– Доната, ты рада, что у тебя теперь есть братик?

Нравится, ответила девочка. Женщины начали обсуждать особенности кормления и прочую детскую лабуду. А потом Паскаль почти перестал их слышать. Так, какие-то обрывки. Про дождь, про то, что тепла им, видимо, еще долго не видать.

Молодая пара пошла дальше, членов семейства Монтелупо по одному поглотила резная дверь трехэтажного узкого дома. Последним вошел Бруно и торжественно запер за собой засов. Паскаль курил. Времени до последнего поезда на Рим было еще много.

Через десять минут вышла Амедия, она ежилась, точно от холода. Паскаль смотрел в ее бездонные карие глаза, на тонкие дуги бровей. Никогда он не мог разобрать выражение этих глаз. Даже когда Амедия сердилась (а сердилась она частенько), казалось, она готова немедленно все ему простить, потому что в глазах у нее постоянно словно бы стояли слезы.

– Бруно?! – сказал Паскаль, когда девушка подошла поближе. – Как ты могла разрешить им назвать его Бруно?

– Что ты здесь делаешь, Паскаль?

– Я хотел тебя увидеть. И его тоже. Ты не могла бы его сюда вынести?

– Не говори глупостей.