– Можно я присяду? – спросил Пат, и она закинула ноги на спинку дивана, чтобы освободить Пату место. Он посмотрел на ее белье, а через пять минут они уже целовались и кувыркались, неуклюжие, как дорожное движение в Лондоне (Уми: «Главное, Курти не говорить»), а потом наконец нащупали ритм. Для Пата Бендера хороший трах был проверенным способом вернуть уехавшую крышу на место.
Они лежали, касаясь друг друга ногами, и Уми расспрашивала его о личной жизни, как будто обсуждала экономическое положение страны или выясняла ходовые качества новой машины. Пат отвечал честно, но кратко. Ты женат? Нет. И даже не был никогда? Нет. И не собирался? Нет. А как же та песня, «Лидия»? Разве эта Лидия – не главная любовь всей его жизни? И почему все так серьезно воспринимают слова этой песни? «Главная любовь всей его жизни», бред какой! Нет, когда-то он и сам так думал. Они снимали квартирку и жарили шашлыки на балконе, а по утрам в воскресенье вместе разгадывали кроссворды. А потом Лидия застала его с другой. «Если ты меня любишь, то это даже хуже. Значит, ты просто жестокий человек», – сказала она.
Да нет же, ответил он Уми. Какая там любовь всей жизни? Просто девчонка. И они перешли к обычному трепу. Откуда он? Из Сиэтла, хотя много лет прожил в Нью-Йорке, а сейчас вот в Портленде обосновался. Семья? Только мать. А отец? Пат его почти не знал. Он продавал машины. Хотел быть писателем. Он умер, когда Пату было четыре года.
– Как жалко! Вы с мамой, наверное, очень дружите?
– Вообще-то, я с ней больше года не разговаривал.
– Почему?
И он вдруг вспомнил один вечер. Лидия с матерью объединились и наехали на него («Пат, мы за тебя переживаем» и «сколько можно?»). В глаза они ему не смотрели. Лидия познакомилась сначала с Ди, а уж потом с Патом. Они с матерью вместе играли в театре в Сиэтле. Обычно все подружки Пата жаловались, что он грубиян, что он обижает их, а Лидия все больше говорила про то, как он расстраивает маму. Не появляется месяцами (пока деньги не понадобятся), не держит данное слово, не вернул ей долг. Так нельзя, повторяла Лидия, это ее убивает. «Ее», с точки зрения Пата, относилось к обеим женщинам. Чтобы они угомонились, Пат завязал со всем, кроме бухла и шмали. Они с Лидией протянули еще год, а потом заболела мать. Если подумать, в тот самый вечер, когда Лидия с матерью на него напали, вся их любовь и закончилась.
– А где она сейчас? – спросила Уми. – Твоя мама?
– В Айдахо, – нехотя ответил Пат. – В Сэндпойнте. Она там театром руководит. – И неожиданно добавил: – У нее рак.
– Жесть какая! – Оказалось, у отца Уми лимфома.
Пат не стал расспрашивать ее, что да как, она ведь тоже его не расспрашивала.
– Это тяжело, – просто сказал он.
– Даже не знаю, как… – Уми помолчала, глядя в стену. – Мой брат постоянно твердит, что папа отлично держится, что он очень храбрый. А по-моему, его жизнь – сплошной кошмар.
– М-да… – Пату стало неловко. – Ну что делать…
С его точки зрения, все послепостельные правила вежливости он соблюл, во всяком случае, американские правила. Как тут у них в Англии принято, он пока не выяснил, случая не было.
– Ну ладно… – Он встал.
Уми смотрела, как Пат одевается.
– У тебя большой опыт, – сказала она уверенно.
– Да ладно!
– Вот за это я вас, красавчиков, и люблю, – засмеялась она. – «Кто, я? Да я сто лет ни с кем не спал!»
В Лондоне Пат был иностранцем, а вот в Эдинбурге – вообще инопланетянином.
Они с Джо сели в поезд на вокзале Кингс-Кросс, и пацан через минуту уже уснул. Пат смотрел в окно и гадал, что это они такое проезжают. Потянулись районы, исчерченные бельевыми веревками, потом вдалеке мелькнули развалины, потом пошли пшеничные поля, потом базальтовые скалы. В целом ничего, похоже на Америку.
Через четыре с половиной часа, когда поезд въезжал в Эдинбург, Джо чихнул и проснулся.
– Ага, – сказал он, глядя в окно.
Они вышли с вокзала. Перед ними лежала глубокая долина. Слева замок, справа город эпохи Возрождения. Фестиваль «Фриндж» оказался масштабнее, чем Пат себе представлял. На каждом столбе висели плакаты с рекламой концертов. Народу тут было полно: туристы, хипстеры, немолодые фанаты рока, артисты всех мастей, в основном комики, но и театральных актеров с музыкантами тоже хватало. В программе предполагались монологи, дуэты, импровизации (и даже целые труппы импровизаторов). Можно было посмотреть кукольные представления, на мимов, на жонглеров, подбрасывающих горящие факелы, акробатов на одноколесных велосипедах, фокусников, а еще на живые статуи и чуваков в костюмах на вешалках (что это значит, Пат так и не понял) и близнецов, танцующих брейк. Короче, настоящий средневековый ярмарочный дурдом.