Великороссия: жизненный путь

Средние духовные школы (семинарии) и высшие (академии) в России были созданы, по западным образцам. Крупнейшими стали — первая Московская академия, затем возникшие по велению Павла I Петербургская и Казанская. Поначалу в них преподавали в основном выпускники Киевской Могилянской академии — малороссы. Но во второй половине XVIII в. их уже заменяли с успехом учителя из Великороссов. Малороссы в те времена явились не только образцами учёности, они заполонили почти все русские епархиальные управления и учреждения Синода. Ловкие и исполнительные, готовые льстить и угождать начальству они представлялись лучшими, чем Великороссы, «администраторами», хозяйственниками, блистали красноречием и образованностью. Среди них, как уже говорилось, были люди глубоко православные и даже святые. Но в большинстве малороссы являли пример людей двоедушных, корыстных, на редкость подлых и совершенно продажных. Они первые показали на своём примере, что внешняя (западная) образованность и просвещённость науками в том числе и богословскими никак не влияет на духовную жизнь человека! Последняя от наук не зависит или точней зависит от каких-то других наук... И здесь дело было уже не только в национальных особенностях малороссов. Западное католическое и протестантское богословие в способах исследования и образе мышления приближалось к западному «научному» мышлению, в области небогоданных демонических наук. Кроме основного правила принципиальной обезбоженности в причинно-следственных связях и событийных цепях, такое мышление отличается

систематизированием материала исследования по принципам очень условным, а порой произвольным, надуманным, где всё раскладывается по рубрикам — «полочкам», по частям. Части (рубрики — полочки) системы не отражают никакой действительности, но помогают «овладеть» материалом в смысле его более удобного запоминания, хранения и нахождения нужного в нужное время. Систематизация стоит в прямой связи с основным методом исследования, состоящим в рассудочном анализе и последующем синтезе явлений. Даже объекты внешней материальной реальности, а тем паче объекты духовные, изучаемые богословием, суть цельные

живые явления. Анализ — это их разложение в прямом или переносном смысле. Разложение на части — неизбежно всегда умерщвление. И когда вслед за этим происходит попытка синтеза (соединения, обобщения мёртвых частей, элементов) получается бездушная синтетика, тоже и в прямом и в переносном значении. Бездушная потому, что в ней уже нет прежней жизни, нет Бога, Которого предварительно убрали из цепи своих рассуждений. Мы уже видели, к чему привели

такие науки в области внешней жизни міра. Теперь посмотрим, к чему они привели в богословии и духовном образовании российских академий и семинарий. Один из самых учёнейших русских иерархов XX в., сам бывший ректором двух академий, блаженной памяти Митрополит Антоний (Храповицкий) ещё до революции говорил, что духовные школы выпустили из своих стен больше атеистов, чем верующих. И правда, целый ряд дореволюционных семинарий стал рассадником революционных идей, а выпускники их в полном составе отказывались посвящать себя служению Церкви. Тот же Владыка Антоний заметил, что настоящие российские пастыри, вроде святого о. Иоанна Кронштадтского, часто сами учившиеся в академиях, с теплотою и любовью о них вспоминают, с уважением в руки возьмут богословские труды, вышедшие из академических стен, но почти ничего (!) из всего этого академического наследия не используют для своей пастырской

практики! Для последней базой всегда будут служить Священное Писание, жития святых, поучения святых отцов Церкви, богослужебные тексты и тексты церковных молитв... Один из самых известных современных учёных профессор-протоиерей Георгий Флоровский в фундаментальном труде «Пути русского богословия» не увидел, в сущности, никакого единого богословия на Руси! Всё оно у него оказалось «в каких-то разрывах», непонятных ему скачках и «заимствованиях». Другой профессор-протоиерей Александр Шмеман, восстав против старой «схоластики» и духовно-символического подхода к изучению Православного богослужения, предложил научно-исторический подход. И у него получилось, что наше богослужение — результат соединения различных исторически случайных «напластований», где редко — удачные «синтезы», а большей частью — одни отступления от первоначального христианского закона веры, которым определялся и закон молитвы (профессор сам эти законы открыл). Он призывает православных «вернуться к истокам воды живой», каковыми по его мысли, оказывается «иудео-христианство» «на иудейской основе»... Вот такое «богословие». И выдаётся оно тоже за «православное», хотя с Православием не имеет воистину ничего (!) общего. Таковы итоги развития российских духовных школ, изначально устроенных по западным образцам. Такое «духовное» образование для жизни народа в Боге в лучшем случае вполне безполезно, а чаще просто вредит этой жизни. Но в XVIII веке именно такого рода богословы, умевшие блеснуть красноречием, знанием языков, западных философий и мірских наук, почитались истинно просвещёнными, а неучёные подвижники-монахи, просвещаемые Духом Святым — «невеждами» и «ханжами».