Великороссия: жизненный путь

«Если вы хотите видеть во всём небесном свете образ Православия нашей Церкви — прочитайте весь круг наших богослужебных книг, и вы увидите, какое это чудное учреждение на земле, не человеческое, а Божественное». Итак, богослужение — это, по о. Иоанну, источник высшего ведения (знания), срастворённого силой действенной благодати Духа Святаго. Сам о. Иоанн совершал богослужения необычайным образом! Ему дано было переживать всё Домостроительство спасения рода человеческого, отображённого в службах, особенно в Литургии, как нечто происходящее у него на глазах и при его живейшем участии! Свидетели не находят слов, чтобы описать состояние о. Иоанна при служении Литургии. Он весь преображался! Он видел Бога, он Его чувствовал. В Святых Дарах на дискосе и в чаше он просто живо, как бы воочию лицезрел Христа! Помимо уставных поклонений и лобызаний чаши, он постоянно прикладывался к ней то устами, то головой, обнимал руками, гладил, шептал какие-то свои собственные молитвы, а иногда в священном трепете отстранялся со сложенными на груди руками... Иногда он впадал в такую совершенную отрешённость от всего окружающего, что людей, бывших с ним в алтаре, охватывал страх... Его службы и проповеди стали привлекать всё больше народа. Говорил он всегда предельно просто, ясно, доступно для любого человека, но раскрывал глубочайшие истины и с таким

явлением духа и силы», как пишет ап. Павел) что потрясал и сокрушал многие сердца, побуждая их к подлинному преображению жизни. Кронштадт в середине XIX в. был местом ссылки петербургских бродяг, мелких преступников, морально разложившихся людей. Эти «босяки» являлись сущим бедствием горожан, боявшихся по вечерам выходить на улицу из-за опасности ограбления. Эти-то кронштадтские босяки первые и открыли святость о. Иоанна! К ним он обратился с таким сияющим пасхальной радостью лицом, с такой непритворной любовью и лаской, пониманием и дружелюбием, что начинали «таять» самые жестокие сердца! А его способность сострадать

чужому горю или болезни, переживая их как свои, превосходила всякие представления и ожидания! Он иной раз мог броситься на колени к лежащему на постели больному и начинал утешать, ласкать и ободрять его так, как не всякая родная мать смогла бы это сделать своему ребёнку! Чуждый всякой искусственности, сентиментальности (он иногда мог быть суровым, даже резким), о. Иоанн светился светом Божией любви, свидетельствовавшей о том, что в его лице людям является преизобильный новый источник Божественной благодати и силы.

Скоро поняв, что одной своей личной благотворительностью он не многим сумеет помочь, о. Иоанн предпринял большое дело по созданию знаменитого «Дома трудолюбия», где давалась посильная работа для малотрудоспособных людей (потом там работало до 2500 человек), Ночлежного дома с безплатным питанием совсем убогих, при них школы для бедняков, лечебницы и других необходимых служб. Впоследствии этот почин поддержал Государь Александр III, и по образцу Кронштадтского стали возникать «Дома трудолюбия» в иных городах. Но главной заботой святого пастыря, конечно, являлись души человеческие, дело их спасения. За этим важнейшим делом к нему потекли люди самых разных сословий (включая высшее, дворянское). Советы и молитвы о. Иоанна производили поразительные действия. Чудотворения его начались не сразу, а после одного случая, когда некая старуха просто потребовала от него, чтобы он молился о непременном выздоровлении её больной родственницы.

Со страхом Божиим, но и с дерзновением, о. Иоанн стал так молиться, и больная выздоровела. После этого он испросил у Бога давать исцеление всем, кто будет за этим обращаться. И началось нечто необыкновенное, невиданное и, пожалуй, ещё небывалое на Руси!

По молитвам о. Иоанна стали чудесно исцеляться от разных, порой совершенно неизлечимых, болезней люди. Сотни, тысячи, десятки тысяч людей по всей России! Исцелялись не только «очно», но и «заочно» — по письмам и телеграммам, посылаемым ему, причём исцелялись иногда даже ранее того, как эти весточки-вопли о помощи успевали доходить до о. Иоанна. Он получил также дар прозорливости, предвидения судеб и «чтения» человеческих душ и мыслей, чем часто сразу же обращал к вере закоренелых скептиков.