Велимир Хлебников

Детуся! Если устали глаза быть широкими,Если согласны на имя «браток»,Я, синеокий, клянусяВысоко держать вашей жизни цветок.Я ведь такой же, сорвался я с облака,Много мне зла причинялиЗа то, что не этот,Всегда нелюдим,Везде нелюбим.Хочешь, мы будем брат и сестра,

Мы ведь в свободной земле свободные люди,Сами законы творим, законов бояться не надо,И лепим глину поступков.Знаю, прекрасны вы, цветок голубого.И мне хорошо и внезапно,Когда говорите про СочиИ нежные ширятся очи.Я, сомневавшийся долго во многом,Вдруг я поверил навеки:Что предначертано там,Тщетно рубить дровосеку.

Много мы лишних слов избежим.Просто я буду служить вам обедню,Как волосатый священник с длинною гривой,Пить голубые ручьи чистоты,И страшных имен мы не будем бояться.

(«Детуся! Если устали глаза быть широкими…»)

В Юлии Самородовой Хлебников почувствовал родственную душу. Она была намного моложе и, возможно, поэтому не пыталась его превратить в добропорядочного буржуа и добытчика, что делали многие знакомые женщины Хлебникова, в том числе старшая сестра Юлии Ольга.

Хлебников также сблизился с Борисом Самородовым. Этот человек прославился тем, что в апреле 1920 года, будучи матросом, возглавил восстание на крейсере «Австралия». Для Хлебникова самым главным в этой истории было то, что во время этого восстания не пролилось ни капли крови. Всех офицеров посадили в шлюпки, дали им запас продовольствия и отпустили с миром. Вот такая революция пришлась Хлебникову по душе! Борис Самородов становится не только другом, но и героем хлебниковских стихотворений. Одно называется «Моряк и поец». Речь идет соответственно о Самородове и самом Хлебникове.

Как хижина твоя бела!С тобой я подружился!Рука морей нас поднялаНа высоту, чтоб разум закружился.Иной открыт пред нами выдел.И, пьяный тем, что я увидел,Я Господу ночей готов сказать:«Братишка!» —И Млечный ПутьПогладить по головке.Былое — как прочитанная книжка.

И в море мне шумит братва,Шумит морскими голосами,И в небесах блестит братваДетей лукавыми глазами.Скажи, ужели святотатствоСомкнуть, что есть, в земное братство?И, открывая умные объятья,Воскликнуть: «Звезды — братья! Горы — братья! Боги — братья!»

Кроме семьи Самородовых Хлебников подружился с художником Мечиславом Доброковским, тоже военным моряком. С ним у Хлебникова сложились наиболее близкие отношения, вместе им предстояло отправиться в Персию и пройти с Красной армией весь Гилянский поход. Доброковский, талантливый художник-график, не получил никакого художественного образования, и встреча с Хлебниковым была для него чрезвычайно важна. Разговоры с поэтом имели для него большое просветительское значение. Довольно скоро Доброковский, который тогда заведовал художественной мастерской, переселил Хлебникова из проходной комнаты к себе. Новое жилище тоже было не самым комфортабельным. Ольга Самородова так его описывает:

«Повсюду кучами были свалены дрова, книги, сундуки, старые табуретки, холст для плакатов. Посреди комнаты лепилась „буржуйка“, на которой варили клей, кипятили прямо в ведерке чай. Неподалеку приткнулся стол, заваленный книгами, красками, кусками глины для лепки. Тут же саженный подрамник с неоконченным плакатом. В потолке тусклая электрическая лампочка. В воздухе вечный запах клеевых красок.

Вскоре после водворения Хлебникова весь этот своеобразный инвентарь покрылся ворохами его рукописей. Они валялись всюду — на дровах, на сундуках, под столом, у печки. Но Хлебников неизменно утверждал, что этот беспорядок для него есть величайший порядок. И действительно, прекрасно в нем ориентировался».