Вена

Она сказала, что ее фамилия такая-то, что ее муж, такой-то, должен был оставить ее фамилию директору ХИАСа, господину Отто… Знают ли об этом? Представитель ничего не понял, и она стала все это объяснять по-английски. А все остальные стали дергаться. Потому что мужчина в черном сказал, что хочет в Израиль. Судья тут же закричал: «Ноу! Ноу!» И глядел на одинокую девушку, чтобы она тоже говорила «ноу Израиль». И она говорила и показывала на всех, что они, мол, тоже не хотят в Израиль. То есть все говорили, что не могут. Не хотеть в Израиль было как-то неудобно, поэтому все говорили, что не могут, из-за родственников в Америке, которые якобы ждут не дождутся.

Представитель сказал, чтобы они не волновались, что никто их насильно не заставляет, хоть и выехали по израильским визам, да… И вот только этот мужчина, мол, и поедет. Так что ему на другой автобус. И мужчина в черном, он подхватил свой чемодан, портфель, перевязанный веревочкой, и, оглянувшись на всех, приподнял свою шляпу. Попрощался со всеми. И все загалдели: «До свидания! Счастливо вам! Ни пуха! Удачи! Дай-то Бог!», а он уже шел со вторым представителем в автобус, чтобы ехать в пансион отдельный, для тех, кто в Израиль. На него смотрели с какой-то жалостью и сочувствием. И в то же время немного смущенно, как предавшие. Потому что не хотели в Израиль и громко об этом кричали секунду назад, прямо перед ним, верующим, в лицо ему прямо! И если что, его бы не пустили в Израиль, только чтобы самим туда не ехать.

Они вышли из аэропорта, и оказалось, что уже темно, вечер уже. А кругом столько света, освещения! Автобус оказался «Мерседесом», это судья успел эмблему разглядеть. И они загружали свои вещи, куда-то вниз и сбоку. А шофер сидел за рулем и даже не вышел помочь. Четкое распределение труда.

И вот они все расселись в автобусе и двинулись в город. В Вену. Вокруг было ужасно много автомобилей, и все были иностранные, и не просто, а «мерседесы»! Такси были «мерседесами»! И все так аккуратно выруливали из приаэропортовских дорог. Не сигналя. Представитель организации сидел рядом с шофером. А бывшие советские, они не могли сидеть. Они вскакивали с мест, они вертелись, оглядывались и смотрели далеко вперед, стараясь скорее все увидеть — первую свою заграницу в жизни. Настоящую. Не Варшаву, не Будапешт. Австрийскую Вену.

Людей, прохожих, почти не было на улицах, но кругом все сияло, непонятно для кого. Все горело и светилось. Витрины были освещены, хотя было ясно, что магазины закрыты уже. Судья угадывал, что это, с крестами, и вычислил, что аптека, только совсем не похоже на аптеку — какие-то косметические принадлежности были выставлены на витрине. Красивейшие! Несколько раз, когда останавливались у светофора, оказывалось, что на углу кафе, и все жадно старались заглянуть в окна, чтобы увидеть, что там внутри — сидят люди какие-то за столиком, край стола виден, толстая свеча-то какая, бокалы, это, пожалуй, пиво, а? Чей-то профиль, вот подносит бокал к губам, пивко, а? Рекламы кругом… Что-то крутится, как обезьянка заводная в детстве… Ой, какие манекены! А вы видели платья?! О! Ой-ей-ей, ну и ну! Никто даже ни разу не посигналил! Почему людей нет? Спят у них тут все, что ли?..

Одинокая девушка посмотрела на часы — двадцать минут девятого. Вена, Австрия — буржуазная страна, чопорный город, строгие нравы… Никому в голову это не приходило. И никто не думал и знать не знал — сколько все это освещение стоит, кто за это платит? Зачем это знать? То есть не так. Все теперь думали, что вот и я, я тоже буду принадлежать этому миру теперь, где все светится, вертится, где рекламы, значит, и мне, пусть немного, это все принадлежит. Все были наивны, как в детстве, не задумываясь, откуда берется молоко. Ну, ясно, от коровы! А чья корова, чего стоит владение коровой, уход за ней, содержание ее, зимний сарай, корм, дойка, процеживание молока, хранение, не дай Бог скиснет, перевозка, доставка, транспортировка в магазин, разлив и потом только — «Мне три литра молока!» Оно есть и все! И так же этот мир, вот он, мы в него приехали и, конечно, он немного уже наш, раз мы в нем. И еще больше будет наш, потому что мы здесь будем! И он будет таким всегда! Сияющим, вертящимся, не гаснущим, с белозубой улыбкой девочки, рекламирующей зубную пасту. Никогда не перестанут ехать эти прекрасные «мерседесы» с волшебным сиянием фар, вечно их движение. Как и мы — вечны! Потому что в этом мире — жить да жить!

Представитель организации удивленно поглядывал на них и спрашивал, что это они ахают. И одинокая девушка пыталась ему объяснить, но, конечно, это было невозможно, он не понимал. Только почему-то ухмылялся, будто знал какую-то тайну, скрытую от них, какую-то другую сторону, им еще неизвестную. Впрочем, можно заранее сказать, что для некоторых она, другая сторона, так никогда и не будет открыта, а навсегда останется только эта, светящаяся и вертящаяся. Может, в этом их счастье…