Венчание с бесприданницей

– Так извольте в избу пройти, – спокойно и без капли подобострастия пригласил Семён, жестом приказывая подняться рыдающим бабам. – А вы встаньте, курицы, да на стол соберите! Коли барин говорит, что тятю отпустят, стало быть, так и есть! А ну живо у меня!

Бабы резво подхватились на ноги и кинулись в дом. Вскоре Никита сидел в красном углу под образами на чистой выскобленной лавке за столом, ради дорогого гостя покрытым полотняной скатертью с вышивкой. На скатерти мгновенно возник медный самовар, хлеб – хороший, ржаной, пропечённый до румяной корочки, – пироги, мочёные яблоки, солонина, квас, баранья похлёбка в дымящемся котелке…

– Вижу, вы не бедствуете, – с облегчением сказал Никита.

– Да, нас господь миловал, – спокойно согласился Семён. – Кушай, Никита Владимирыч, не побрезгуй.

Закатов понял, что пока он не отдаст должное силинской трапезе, никакого разговора не будет. Пришлось отведать и бараньей похлёбки, и каши, и огромных пирогов с грибами, которые, следовало отметить, были действительно хороши. Семён позволил женщинам убрать со стола, оставив лишь самовар и деревянные кружки, сам разлил чай, взглядом выслал баб из горницы и внимательно посмотрел на своего барина.

– Семён, что тут делалось в эти три года? – напрямую спросил Закатов, глядя в чёрные, умные глаза мужика. – Спору нет, мы богачами никогда не были… Но довести народ до такого за столь малый срок?! Как это вышло и почему? Объясни мне наконец!

Семён некоторое время молчал, барабаня сильными, потрескавшимися пальцами по скатерти. Наконец медленно, словно нехотя выговорил:

– Каждому хозяйству хозяйский глаз нужен, вот в чём заноза-то… В хорошем хозяйстве и скотина кругла да сыта, потому не покормишь – не попашешь, всяк знает. Коли тебе моё разумение нужно, то Амалья Казимировна вовсе не по-хозяйски дела здесь вела. Так-то вот…

– Это отчего же? – не понял Закатов. – Мне приходили отчёты о том, что всё в порядке.

– Так бумага-то всё стерпит…

– Но ведь и деньги от продаж тоже были! Я же сам их получал каждую осень! С подробным описанием, что и почём было продано и…

– Понятное дело, – пожал широкими плечами Семён… И снова умолк.

Никита терпеливо ждал. Наконец Силин сквозь зубы выговорил:

– Тут, по моему понятию, дело-то всё в том, что Амалья Казимировна за место своё боялась. Ты ж помнишь, у неё своего ни кола ни двора не было. Коли б ты, барин, недовольствие выказал да решил управляющую сменить, куда б ей деться было? В богадельню разве что… Вот она и рвала жилы из мужиков-то, чтоб тебе поболе послать. Чтоб ты всем доволен остался да другого управляющего на её место не взял.

– Но… Ведь это не могло долго продолжаться? Поля в запустении, дети мрут, скотины почти ни у кого нет… Я сегодня все дворы обошёл, и хоть бы поросёнок где бегал!..

– Что скотины нет – это, почитай, самое худое, – деловито заметил Семён. – В наших-то местах земля такова, что без навоза даже лопух худо родит, не то чтобы рожь аль ячмень. А вывозим на поля только мы, потому скотом бог не обидел. Опять же, цыгане у нас всю зиму стоят! А у них ведь кони, и навоз весь нам остаётся, так что сам понимаешь… А другим-то как? Барщина, опять же… У доброго хозяина мужики три, много четыре дня на барщине работают, а Амалья Казимировна все шесть обозначила! Тятя ейной милости доказывал, что такое только убытком обернётся… Какое! Вот и вышло, что мужики кругом нищие… И дети, кто на ногах стоит, по окрестным сёлам болтаются, Христа ради просят! В этом году, как бог свят, всем селом с голодухи бы сдохли! Ведь враз, как наказание господне, – и недород, и мор коровий, и Упыриха эта… Амалья Казимировна, то есть… Да и набор некрутский сильно народ проредил… Одно скажу – вовремя ты, барин, приехал, как нельзя вовремя! Авось ещё наладится всё…

– Вот что, Семён, – глядя в стол, глухо сказал Никита. – Со дня на день твой отец вернётся из уезда. Попроси его сразу же, хоть днём, хоть ночью, явиться ко мне. А здесь… Ты прав, придётся как-то налаживать.

Поздним вечером Закатов мрачно расхаживал по спальне из угла в угол. За окном снова лил дождь, оплывший свечной огарок чадно дымил на столе, грозя вот-вот угаснуть, но Никита не замечал этого.

«Проклятое чудовище… – с ожесточением думал он. – Не женщина, а какое-то адово исчадье… Опасалась она, видите ли, за своё место… Да если бы я приехал и увидел это всё, она бы была уволена без всяких рекомендаций и…» Тут Закатов остановился и уставился невидящими глазами в черноту за окном. С горечью подумал: «Уж ты бы, брат, вовсе молчал… Приехал бы, как же… Да будь твоя воля, ты бы вовсе никогда здесь не появлялся! Жил бы у Мишки, ни черта бы не делал, пил, таскался по вечерам к Ермолаеву – и даже в вист не играл бы, потому что тебе это не доставляет ни малейшего удовольствия! Нечего сказать, полноценная жизнь! Прав Мишка, так живут лягушки в болоте – без мыслей, без желаний, без пользы…»

Неожиданно волна злости на себя захлестнула его с головой, так что трудно стало дышать. Никита снова зашагал по комнате, стискивая кулаки, словно перед дракой.