Вендетта

Коломбо тенью бежал у ее ног. Она шла, стараясь держаться подальше от проходящей по центру улицы сточной канавы со зловонной жижей. Никто в жизни не захочет жениться на ней, каким бы ценным ни было приданое. Сколько раз девушке говорили, что она скорее животное, чем человек. Сама она никогда не понимала этой шутки. И даже пусть Эмилио четвертый или пятый сын в семье — в чем не было сомнений: прямому наследнику не позволили бы жениться на каких-то Маркагги, — едва увидев невесту, он откажется от своих намерений. Да и любой мужчина отказался бы.

Быстро шагая, Тца вскоре вышла на главную площадь, вымощенную булыжником. Был как раз базарный день, и люди вовсю суетились, расставляя палатки. Девушка увидела, что двери церкви на правой стороне площади открыты и в них проходят желающие получить благословение трудам сегодняшнего дня. Она подошла к ступеням.

— Жди здесь, Коломбо, — приказала Тца, и огромный пес послушно улегся прямо посреди лестницы, вынудив нескольких горожан поспешно отступить в сторону.

Девушка сняла широкополую шляпу, вошла внутрь, встала на одно колено и перекрестилась. Алтарь впереди обступили просители. Тца же в тех редких случаях, когда удавалось посетить церковь, предпочитала маленькую боковую часовенку. Девушка прошла в восточный неф и увидела небольшую толпу, откуда доносилось похныкивание. Священник проводил обряд крещения, и Тца встала в сторонке, глядя на рыдающую мать, которую с двух сторон поддерживали одетые в черное родственницы. Судя по раннему часу и гнетущей атмосфере, можно было предположить, что ребенок скоро умрет и священник пытается спасти его душу.

Тца недоуменно пожала плечами. Она не понимала, к чему такое беспокойство. В горах действует простой закон: если козленок родился слабым, его просто оставляют на съедение волкам. Не следует ли людям поступать так же?

Толпа поредела. Младенец перестал плакать, мать же зарыдала вдвое громче. Тца прошла вперед и посмотрела на статую Мадонны. Ей всегда нравилась эта скульптура, потому что, в отличие от большинства, в отличие от только что ушедшей женщины, Мадонна не оплакивала младенца в своих руках. Казалось, она вообще не уделяет ему особого внимания. Он просто был там. Как и все дети — там.

Девушка посмотрела налево. Тяжелая деревянная крышка, которой закрывали купель с крестильной водой, сейчас стояла в сторонке. Отвлекшись от благочестивых мыслей, Тца подошла к чаше и посмотрела на отражение…

Вот она! Причина, по которой ни один мужчина, даже если семья прикажет ему, не возьмет ее в жены. Густые брови соединяются на переносице. Глубоко посаженные глаза кажутся отверстиями в скале. Волосы, густые и черные как сажа, обрамляющая отверстие дымохода в ее пещере, спереди кое-как пострижены овечьими ножницами — лишь бы не падали на глаза, — сзади же стянуты в тугой хвост ремешком из козлиной шкуры. Этот нос, сломанный по осени, когда Тца искала по горам отбившуюся от стада козу. Этот рот и толстые обкусанные губы, искривленные в постоянной зловещей ухмылке. Она попыталась улыбнуться, и впечатление было такое, будто злобная тварь намеревается выпрыгнуть из воды и вцепиться в чье-нибудь горло. Девушка покачала головой, и отражение ответило ей тем же.

— Жениться? — усмехнулась она, отвернувшись от купели. — Ха!

По проходу медленно пробиралась старуха, сжимая свечу в изуродованных артритом руках. Она уже собиралась занять место перед алтарем, но Тца быстро шагнула вперед, оттеснила женщину и распростерлась ниц под статуей Мадонны, раскинув руки в подражание распятию. Она слышала, как старуха, поворчав, пошла прочь. Ну и какое ей до этого дело? Тца первая пришла. Да и вообще, что здесь делать этой карге? Молиться за свою жизнь? Потребность Тиццаны куда как насущнее. Она будет просить о смерти.

Пусть Эмилио Фарсезе умрет, и ей тогда не придется выходить за него замуж!

Каменный пол был холодным. Она пролежала достаточно долго, чтобы продрогнуть; ну и пусть — ее страдания помогут исполниться молитве. Наконец девушка поднялась, зажгла свечу и направилась к выходу.

Давешняя старуха вдруг шагнула навстречу и тихо проговорила:

— Слишком поздно.

Тца рассмеялась, ткнув пальцем в Мадонну.

— Да, она вся измучилась!

Старуха ошарашено посмотрела ей вслед, а девушка, улыбаясь, вышла из церкви под лучи жаркого сентябрьского солнца. Впрочем, веселость тут же сползла с лица, когда Тца увидела у подножия лестницы группу молодых людей, столпившихся вокруг Коломбо. Они зло смеялись и пинали пса. У одного в руках была палка, и он тыкал животное в грудь.

Эмилио Фарсезе собственной персоной.

Низко надвинув широкие поля шляпы на лицо, девушка сбежала по ступеням.

— Оставьте его! — крикнула она.

— Почему это? Чертов пес зарычал на нас, добрых христиан, когда мы собрались войти в церковь.

Эмилио не думал убирать деревяшку, и за него это сделала Тца: схватила за конец и вырвала из руки молодого нахала.

— Эй! — закричал тот, дергая шест на себя. — И откуда у этого козопаса смелость связываться с Фарсезе?

— А кто сказал, что он пасет коз? — рассмеялся один из его приспешников.