Венера из Антальи

Предстояло выяснить еще одно обстоятельство. Если постамент, на котором возвышалась скульптура, стоял точно под световым люком, то картина похищения была верной. Если же в стороне, то похитителю пришлось бы раскачиваться, как маятнику. И мне следовало подумать о другом сценарии кражи.

Я дождался, когда часть любопытных схлынет — отходил их экскурсионный автобус — и пробился вплотную к полицейской ленточке, которой был перегорожен вход в зал. Все совпало! Пустой постамент в обрамлении бархатного шнура на латунных тумбах находился точно под световым люком. Я смотрел вверх, как зачарованный. И тут краем глаза заметил движение в зале. Полицейские, сгрудившиеся возле столика, на котором были разложены пластиковые пакеты и бумаги, разошлись. И один из них, чего и следовало ожидать, оказался тем самым усатым инспектором, приезжавшим поздним вечером для осмотра гроба и наших номеров.

В его взгляде читалась та же самая мысль, что всплыла и в моем мозгу: «Преступника всегда тянет на место преступления!» Не знаю, так ли это на самом деле, поскольку большего преступления, чем нарушить правила дорожного движения, я в жизни не совершал. Инспектор после секундного размышления решительно двинулся ко мне. Нервы у меня сдали, ответа на самый элементарный вопрос: «А что это вы тут делаете?» — у меня не было. Я отступил, новая партия любопытных тут же облепила полицейскую ленту. Первый раз в жизни я бежал по музею.

Оказавшись на улице, принялся проклинать себя за идиотское любопытство, проявленное так некстати. Неподалеку от огромных туристических автобусов стайкой букашек расположились такси.

— В Сид, — выдохнул я, прыгнув на заднее сиденье.

— Нет проблем, — жизнерадостный таксист развернулся на пятачке.

Через заднее стекло я увидел показавшегося на музейном крыльце усатого инспектора. Но, кажется, на мое такси, уже успевшее вырулить со стоянки, он особого внимания не обратил, высматривал меня в толпе туристов.

— Ну что, видели, как кто-то ловко украл Венеру? — поинтересовался «извозчик».

— Меня больше занимает мраморная скульптура позднеэллинистического периода, — отстраненно ответил я и попросил: — Если можно, включите музыку.

Это тоже было опрометчивым шагом. Широкая улыбка озарила лицо турка.

— Обычно европейцы не любят наши мелодии. — Он покрутил ручку настройки, и салон наполнила заунывная мелодия.

Звуки тянулись такими густыми, что, казалось, застревали в ушах на манер пробок. Я небольшой любитель даже хорошей европейской музыки, на концерты хожу от случая к случаю, не то что моя сестра. А в восточных мелодиях не разбираюсь вовсе. Однако чтобы не показаться неучтивым, произнес расплывчатое:

— Любопытно.

— Это лучшая музыкальная радиостанция, — с гордостью добавил таксист и стал негромко подпевать.

К отелю в Сиде я прибыл с гудящей головой. В мозгах крутилась та самая турецкая мелодия. Сестра с Юлей по моим расчетам уже должны были вернуться в отель, но портье сказал, что ключи от номеров у него. Оставалась слабая надежда, что мои женщины на пляже.

Так оно и оказалось, но, честно говоря, картина меня впечатлила.

27

Оля

Пять минут позора

Наверное, нет ничего хуже, чем оказаться в мокром, облепившем фигуру платье на виду заинтересованной публики. Мужчины рассматривают твою фигуру с бесстыдным любопытством, женщины осуждающе перешептываются, невоспитанные подростки показывают на тебя пальцами, обсуждая особенности телосложения по частям и в целом…

Именно в такой роли предстали я и Круглова на причале у прокатной станции. Приключение у прибрежных скал закончилось относительно благополучно. Те самые симпатичные яхтсмены, на которых я обратила внимание по пути из поселка, проявили гуманизм и сострадание — подняли нас вместе с полуразбитым скутером на борт и доставили к пирсу отеля. Яхтсмены, оказавшиеся то ли голландцами, то ли датчанами, категорически отказались взять с нас деньги за помощь, что лишний раз продемонстрировало моральное превосходство европейских мужчин над турецкими.

Появление дивной яхты вызвало нездоровое оживление среди курортников. Пляжники, побросав лежаки, пиво и крем Для загара, поспешили к пирсу. Пляжницы перестали стрелять глазами в мужчин. Молодые мамы с детишками — и те побежали смотреть на яхту. А уж хозяин прокатной фирмы, где я брала скутер, и вовсе не находил слов. Поминутно путаясь в русских и турецких выражениях, он грозил нам жуткими штрафами, следствием, судом и каменоломнями.

— Я заплачу вам за ремонт, — испуганно пообещала я, заходя за рекламный щит; нескромные взгляды ощупывали меня, словно руки таможенника содержимое подозрительного чемодана.

— Вы хоть знаете, сколько это будет стоить? — ярился хозяин фирмы, рассматривая мою фигуру, скульптурно облепленную влажными складками. — За ремонт — одни деньги. За то, что просрочили время, — другие. За упущенную выгоду — третьи. За испорченную нервную систему — четвертые…

— Юля, стань тут, — я дернула за рукав Круглову. — Никогда не понимала этих мужчин… Они же нас глазами раздевают!