Венерианский цикл

— Он сказал, что если капитан даст ему бутыль вина, то он попытается подпоить одного из заговорщиков и выпытать у него все подробности. Капитан дал ему вино. Это было сегодня.

Мой друг посмотрел на меня и сказал: «Кирон! Мы больше, чем братья. Если я могу помочь, тебе достаточно попросить».

Я знаю это, и видя, как близки мы к провалу, решил довериться ему и заручиться его помощью. Пришлось все ему рассказать. Надеюсь, я не ошибся, Карсон?

— Ни в коем случае, — уверил я. — Мы ведь вынуждены рассказывать о наших планах тем, кому верим, правда, в меньшей степени, чем лучшим друзьям. Но что же он ответил?

— Он сказал, что поможет нам и, когда мы выступим, присоединится. Он также обещал, что и другие солдаты наверняка сделают то же, а самое важное — передал мне ключ от арсенала!

— Великолепно! — воскликнул я. — Теперь мы можем начать сразу, сегодня ночью! Передай об этом Ганфару и Хонану, они пусть передадут остальным Солдатам Свободы.

Мы все усердно рассмеялись, как будто один из нас рассказал забавную историю, затем Заг и Кирон ушли, чтобы передать наш план Ганфару и Хонану.

На Венере, как и на Земле, заговоры зарождаются легко, а вот выполнение их не всегда проходит гладко.

Каждую ночь со времени отплытия корабля из бухты Вепайи люк нашей дурно пахнущей тюрьмы открывался для вентиляции, а рядом сторожил лишь один солдат. Сегодня люк был закрыт.

— Это, — прорычал Кирон, — результат доноса Ануса.

— Мы выступим днем, — прошептал я, — но сообщить всем сегодня ночью не сможем. Здесь, внизу, так темно, что нас могут подслушать шпионы.

— Тогда завтра, — согласился Кирон.

Я тщетно пытался заснуть — меня мучила тревога за судьбу нашего плана. Очевидно, у капитана после доноса возникли подозрения, и, хотя он не знал деталей нашего замысла, а лишь чувствовал недоброе, он решил принять меры предосторожности.

Ночью я лежал, бодрствуя, пытаясь спланировать завтрашнее выступление, как вдруг услышал крадущиеся шаги. Я стал гадать, кто это и что ему нужно, как сразу же вспомнил о бутылке с вином, которую дали Анусу. Наверняка он принялся за дело, но голоса были слишком тихие, и я так и не понял, кто это был. В конце концов я услышал сдавленный крик, шум стычки, и затем в комнате снова наступила тишина.

— «Кто-то, очевидно, увидел дурной сон», — уже в дремоте подумал я и скоро заснул.

Наконец пришло утро, и, когда открыли люк и свет немного рассеял мрак нашей тюрьмы, моряк спустил корзину со скудным завтраком. Мы собрались вокруг нее. Каждый взял свое и отошел, чтобы приступить к еде. И вдруг из дальнего угла комнаты раздался крик:

— Смотрите, что здесь! Анус убит!

Глава

10 МЯТЕЖ

Да, Анус убит, и мне показалось, что шума и крика поднялось куда больше, чем было бы при смерти простого пленника. Анус лежал на спине рядом с бутылкой вина. В местах, где чьи-то пальцы сжали его шею, проступили белые пятна, ясно говорившие, что смерть была насильственной.

Вскоре всех выгнали на палубу, где по приказу капитана корабль обыскали, пытаясь найти оружие. Сам капитан наблюдал за этой процедурой. Он был разгневан и, как показалось, слегка напуган. Он допрашивал нас одного за другим. Когда наступил мой черед, я не стал упоминать о ночном происшествии, а сказал лишь, что спал в противоположном конце помещения.

— Был ли ты знаком с умершим?

— Не больше, чем с любым другим.

— Но с некоторыми из них ты знаком довольно хорошо, — заявил он твердым тоном — Ты когда-либо разговаривал с ним?

— Он заговаривал со мной несколько раз.

— О чем?

— В основном о своей ненависти к тористам.

— Но он же торист! — воскликнул капитан.

Он пытался выведать, знаю ли я что-нибудь о настоящей роли Ануса. Но успеха не достиг — ума ему явно не хватало.

— Если он торист, то предает свою страну, — возразил я. — По тому, что он говорил, я не мог отнести его к верным тористам, потому что постоянно подбивал меня на захват корабля и убийство офицеров. Думаю, с такими предложениями он обращался и к другим, — я говорил умышленно громко, так как хотел, чтобы все Солдаты Свободы поняли мой намек. Достаточно было некоторым из них подтвердить мои слова, и офицеры убедятся, что заговор — плод воображения Ануса, а донос — лишь средство для одобрения у начальства, трюк, достойный шпиона.

— Уговорил ли он кого-нибудь из пленников последовать за ним? — спросил капитан.

— Думаю, что нет, над ним все смеялись.

— Кто его убил?

— Вероятно, какой-нибудь торист, возмущенный предложением, — бойко заявил я.

По этой же схеме капитан продолжал допрашивать и других, и я с удовольствием отметил, что почти каждый из Солдат Свободы упирал на вероломства Ануса и виртуозно разоблачал его. Заг утверждал, что никогда с ним не разговаривал, и это было чистой правдой.

После допроса капитан оказался от истины дальше, чем был раньше, потому что, а в этом я был уверен, начал сомневаться в правдивости доносов Ануса.

Во время обыска я опасался, что у Кирона найдут ключ от арсенала, но этого не случилось; позже он признался, что ночью спрятал ключ в волосах, потому что боялся какой-либо случайности.