Обиталище Гилы волшебно преобразилось – повсюду горели свечи и ароматические палочки, полки, заставленные склянками и коробками, были завешены легкой полупрозрачной кисеей, а на столе, застеленном на этот раз кружевной скатертью, красовались кувшин с вином, два бокала и маленькая вазочка с печеньем и сушеными фруктами.
Гила поднялась ей навстречу. Она выглядела странно и непривычно – вместо скромного серого платья на ней было длинное одеяние, вышитое цветами и звездами, волосы, обычно убранные под головную повязку, свободно падали почти до пояса… Только сейчас Гвендилена увидела, какие они длинные – и совершенно седые. В теплом свете свечей казалось, что они струятся и текут подобно расплавленному серебру. На пальцах Гилы сверкали кольца, на запястьях звенели браслеты, а надо лбом на тонком золотом обруче сверкал маленький, но яркий камень, переливающийся всеми цветами радуги. Бледные щеки целительницы окрасил легкий румянец, и на губах играла счастливая улыбка, как у юной невесты в день свадьбы. От прежней Гилы – сухой, жесткой и суровой – в этой женщине не осталось почти ничего.
– Входи, девочка! – сказала она с улыбкой. – Не удивляйся… Сегодня у меня особенный день, и я хочу отпраздновать его с тобой.
– Что случилось? – осторожно спросила Гвендилена, опускаясь на стул.
Гила чуть помедлила.
– Король Людрих умер, – торжественно произнесла она, – выпьем же за это!
Гила налила в бокалы густое темно-красное вино и медленно выпила. Гвендилена взяла свой бокал с некоторой опаской, но отказаться не посмела. Вино оказалось действительно превосходным – сладкое и терпкое, оно пахло солнцем, немного – медом и какими-то травами. Оно было даже лучше, чем то, другое, из Херионских виноградников…
Целительница поставила на стол свой бокал и тут же наполнила его снова.
– Король умер. Все кончено! – повторила она, словно сама еще была не в силах поверить в это.
– Откуда ты знаешь? – спросила Гвендилена.
Гила посмотрела на нее снисходительно и чуть насмешливо.
– У почтовых голубей быстрые крылья! Думаешь, у меня мало должников в этом проклятом замке? Маленький сын сенешаля Претария едва не задохнулся от крупа прошлой зимой… Лекарь Фаргус – старый дурак, а мне удалось спасти малыша, так разве мог любящий отец отказать мне в небольшом одолжении?
Целительница легко, почти нежно погладила Гвендилену по руке.
– Ты умница, девочка, – проникновенно сказала она, – все сделала как надо. Я всегда верила в тебя! Я знала… Да, впрочем, не важно. Хочешь узнать, как это было? Я расскажу тебе!
Больше всего на свете Гвендилена сейчас хотела бы сбежать прочь из этой комнаты, от этой женщины, одержимой своей местью и страшной в своем торжестве, но какая-то сила будто пригвоздила ее к месту. «Сиди и слушай, – шепнул ей на ухо знакомый тихий голос, – так надо, поверь…»
А Гила все пила, опрокидывая бокал за бокалом, и говорила – медленно, чуть прикрыв глаза, будто в полусне:
– Король заболел вскоре после того, как ты уехала из Орны. Поначалу не придал значения, но c каждым днем ему становилось все хуже. Он стал толстым и обрюзгшим… Выглядел так, будто его обрюхатили!
Гила хихикнула, словно девчонка, и от этого у Гвендилены мурашки побежали по спине.
– Ноги его опухли так, что он не мог ходить, – продолжала Гила, – потом в его внутренностях стали образовываться нарывы и язвы… Лекари не могли ему помочь, и никакие снадобья, облегчающие боль, не действовали. Человек более слабого телосложения давно бы умер, не выдержав таких страданий, но, слава всем богам, Людрих был силен и крепок и потому гнил заживо почти полгода. Он корчился, крича от боли, среди гноя и собственного дерьма, так что слуги могли подойти к нему только зажав нос и задержав дыхание. Не знаю, вспоминал ли он про остров Зорвал, про моих братьев и сестер, про моих детей и других, убитых там… Надеюсь, что вспоминал, но даже если нет, я готова смириться с этим. У него было достаточно времени, чтобы подумать о своей жизни!
Гила тряхнула головой, и в этот миг Гвендилена невольно залюбовалась ею. «А ведь когда-то она была дивно хороша собой, просто прекрасна! – некстати подумала она. – И сейчас могла бы быть такой… Если бы не Людрих. Так что поделом ему, старому греховоднику!»
– В конце концов король упал с кровати и уже не смог подняться. Так и умер голый, на холодном каменном полу, в одиночестве, покинутый всеми.
Гвендилена почувствовала, как у нее закружилась голова. На миг ей показалось, что она снова там, в спальне Людриха, рядом с ним, видит его искаженное болью лицо, слышит его крик, похожий на рев раненого зверя, чувствует исходящее от него зловоние и даже ощущает, какая бездна отчаяния окружала его перед смертью. На миг ей даже стало жаль его… Не то чтобы очень, но слегка.
А Гила продолжала – сурово и неумолимо:
– Но и этого мало! Когда его хоронили, тело так распухло, что не поместилось в гроб, так что пришлось спешно делать новый. Несмотря на то что гроб наполнили благовониями, запах был столь сильным, что все прохожие отворачивались и зажимали носы.