Венецианская блудница

В той стремительности, с какой они прильнули друг к другу сквозь решетку, было что-то отчаянно-детское. Оба и впрямь чувствовали себя заплутавшими в чащобе ребятишками, которые, после долгих слез и безнадежных ауканий, наконец-то обрели товарища по несчастью, и хотя им сразу стало легче, ибо разделенная на двоих ноша гнетет вполовину меньше, все-таки они еще глядели друг на друга с опаскою, словно бы не могли до конца поверить, что и впрямь видят того, кого видят, а не морок, не наваждение. Слишком уж невероятной была эта встреча!

Они беспрестанно целовали друг друга и называли ласковыми именами, но ни разу не сомкнулись их губы, а в нежных словах самый пристрастный наблюдатель не нашел бы и намека на другую любовь, кроме той, которая может соединять брата с сестрой. Если они и не ощутили себя счастливее, ибо слишком сильно кровоточили их сердца, все же они чувствовали, что стали вдвое сильнее, словно бы не трепыхались они оба, цепляясь друг за дружку, в темном, бездонном, чужеземном канале, а утвердились на крохотном пятачке, где вокруг них была вся их далекая страна или, по крайней мере, их родимые места с речками Каширкою и Казаркою, с Извольским и Казариным-Кашириным, с полями, садами, лесами, церквами, с русским синим небом и незакатным родным солнцем. Tеперь они знали, что одолеют все, и когда князь Андрей вцепился в решетки и рванул их, он немало удивился, что они не сломались, будто прутики, потому что ощущал он в себе в этот миг несказанную силу.

– Бесполезно, – вздохнула Александра. – Я трясла, билась, рвалась… Крепкие решетки. Тут же прежде был склад, а значит, сделано все на совесть. Но ты не отчаивайся, тебе надо только выбраться на сушу и войти в здание. Оно заброшенное, никто тебя не остановит. Главное дело, не заблудись, там такой лабиринт… Он меня не на ключ запер, а только засовом заложил. Ключ у них, по счастью, в замке сломался, они, уходя, ругались, вот, мол, незадача, а потом Фессалоне засмеялся: хорошо еще, дескать, что теперь ключ сломался, а не когда Маттео двери отворял, чтобы своего господина на волю выпустить!

Князь Андрей тряхнул головой, пытаясь хоть что-то понять в этой скороговорке, обрушившей на его голову новые имена и сведения. Впрочем, про Фессалоне он уже слышал… но при чем тут Фессалоне?

– Как же он мог уйти, этот чертов Бартоломео? – сказал он. – Я так понял, что вас заперли всех вместе.

Настал черед Александры вытаращивать глаза. Во-первых, оттого, что Андрею знакомо это ненавистное имя. Во-вторых, что он посвящен в ее злоключения. Тут он заговорил вновь, и она поняла, что предел изумлению еще не скоро настанет:

– Скажи хотя бы, удалось тебе завладеть этими растреклятыми бумагами, из-за которых заварилась вся каша?

– Нет, – пролепетала она. – Их здесь и не было никогда, они ведь в палаццо Фессалоне, в тайнике… – И засмеялась: – Ты давно в Венеции? Неделю, две? Когда ты все успел разузнать, от кого?!

– Не две недели, а два часа, – честно признался князь Андрей. – Узнал же обо всем еще раньше, из письма Лючии, а сегодня столкнулся нос к носу – с кем бы ты думала? С ее гонителем, с этим чудовищем, с этим дьяволом в образе человеческом, с этим чернолицым уродом Ло…

Он осекся, заметив, каким опасным огоньком вдруг блеснули глаза Александры. И задумался, впервые задумался над тем, что не только в России, верно, происходили события, лицевая сторона которых надежно скрывала и даже искажала ту, что таилась с изнанки. Да, это он теперь понял. Не понимал только, как мог перепутать сестер. Теперь он ни за что не принял бы одну за другую. Лючия – она такая нежная, мягкая, робкая. А в Александре молниями проблескивает некая тайная сила, отвага полуобнаженного клинка. Трудно поверить, что это она только что плакала и взывала о помощи!

– Позволь, – заикнулся князь Андрей, – но разве не он обошелся с тобою так бесчеловечно? Разве не он тебя запер здесь? Я же довольно долго стоял возле него в том кабаке и слушал его отрывочные восклицания, прежде чем отважился заговорить и предложить помощь! Я помню… да, я помню, как он бормотал: Чезаре оказался прав! Преступница, предательница! Она погибнет вместе с этим негодяем!