Венецианская маска. Книга 2

Постепенно Филиппо Челано полностью оправился от нанесенной ему раны. Его раздражение по поводу продолжавшихся неудачных попыток его супруги забеременеть всегда усиливалось во время визитов его матери во дворец. Конечно, синьора Челано была уже далеко не та, что раньше, что хоть и сдала, но язык ее не стал менее колючим, и глаза все еще несли в себе злорадный блеск.

— Элена никогда не сможет иметь детей, так что освобождайся от нее и заводи себе новую жену.

Он пристально посмотрел на нее из-под полуопущенных ресниц.

— Что ты предлагаешь?

— Ты же хитрый! Вот возьми и воспользуйся своей хитростью. Даже не припомню, чтобы кто-нибудь из твоих предков не смог отделаться от бесплодной жены или вообще от кого угодно, кто осмелился встать у них на пути. Что с тобой, Филиппо? Ты этого несчастного Торризи. и то не сумел прикончить, когда у тебя была возможность сделать это.

Это вызвало взрыв ярости.

— Ну вот, мать, мы и пришли к тому, чтобы пути наши с тобой разошлись окончательно! — взревел он, вскакивая на ноги и морщась от боли — рана иногда все еще давала о себе знать. — И на этот раз ты покинешь дворец, чтобы больше уже твоя нога никогда не переступала его порога!

Круто повернувшись, он быстро зашагал прочь из зала. Вслед ему летели ее возмущенные крики.

— Глупец! Ты ведь обрекаешь дом Челано на вымирание! — Трясущимися руками она нащупала свою палку и поковыляла за ним вслед. Ох, как же она сожалела о том, что не отравила Элену, когда у нее еще были силы и возможности — не было бы сейчас этой жуткой стычки. — Торризи еще восторжествуют, вот увидишь!

В коридоре на пути Филиппо возникла Лавиния.

— Вот что, — обратился он к ней, — забирай отсюда эту старую каргу и выметайся вместе с ней отсюда! И чтоб ноги ее здесь не было больше!

Когда через несколько секунд раздался истошный вопль Лавинии, что мать лежит на полу без чувств, Филиппо даже не обернулся. А когда ему доложили, что у синьоры еще один удар, он просто холодно осведомился, жива ли она. Когда ему сказали, что жива, он не изменил своего решения, которое незадолго до этого высказал сестре. И вот синьору Челано выносили из этого дворца на руках. Ей не суждено было вернуться сюда. Последний удар доконал ее окончательно — речь ее стала неразборчивой, у нее отнялась вся левая половина тола, но глаза по-прежнему не утратили своего злобного блеска, когда она лежала в гондоле на подушках, которые заботливо подкладывала ей под голову ненавистная ей невестка, которую она так и по сумела отравить. Вернувшись во дворец, Элена дрожала и нервно ломала пальцы — ей показалось, что блеск глаз синьоры Челано был злорадным блеском победительницы.

Мариэтта очень опечалилась тем невидимым барьером, который возник между ней и Доменико с тех пор, как он вернулся в Венецию. Понимая, что и сам Доменико тоже не мог этого не чувствовать, несколько раз он уже обращался к ней, расспрашивая, в чем дело, до сих пор она не находила в себе сил высказать ему все прямо. Доменико не сомневался, что причиной таких перемен было рождение ребенка, каким бы странным это ни показалось. Она относилась к нему с прежней любовью и страстью, что и раньше, но теперь, он чувствовал это, она как-то отдалилась от него. Может быть, всему виною явилось то, что роды застали Мариэтту не здесь, а в доме Адрианны, где явно ощущался недостаток в необходимой врачебной помощи? Доменико пытался найти объяснение и в этом, тем более, что, когда он стал благодарить Адрианну за ее заботу, та, сильно смутившись, стала трясти головой, всем своим видом как бы говоря, что ему не следовало бы ее благодарить. Что же могло произойти такого, о чем он не мог знать? Но, с другой стороны, что бы это ни было, в конечном итоге, он обязан это знать. И когда Адрианна в следующий раз придет к ним, он непременно расспросит ее обо всем в деталях, и сделать это следует с глазу на глаз. Она женщина честная и сумеет объяснить ему то, что не в силах объяснить Мариэтта.

И вот вскоре состоялся очередной визит Адрианны во дворец Торризи. После взаимных приветствий Мариэтта, взяв за руку младшего сына Адрианны и с Елизаветой на руках, отправились в соседнюю гостиную, где обычно в большом хрустальном блюде у них стояли сладости. Доменико и Адрианна остались вдвоем. Доменико умел вести допросы, и застать Адрианну врасплох своими вопросами труда не составило.

— Что именно произошло, когда родилась Елизавета?

Он видел, как вздрогнула женщина и мгновенно залилась краской.

— Как я уже говорила вам, был такой момент, когда доктор, если бы у нас была возможность вызвать его, непременно воспользовался бы щипцами, но потом все обошлось и без них.

Похоже было, что Адрианна не лгала ему, по крайней мере, голос звучал твердо, и она не отводила взор, глядя ему прямо в глаза, но тем не менее покраснела, будто все же чувствовала за собой вину.

— А Мариэтте не грозила смерть? Ответьте, пожалуйста, как все было.

— Нет, ничего такого не было. Ведь Мариэтта сама должна была рассказать вам обо всем.