Венецианские тайны. История, мифы, легенды, призраки, загадки и диковины в семи ночных прогулках

На рассказы о «художествах» Тинторетто пролиты реки чернил; но чтобы дать представление о храбрости и строптивости этого человека, достаточно привести такую историю.

Как-то раз художника подрядили изобразить Страшный суд в зале Большого совета Палаццо Дукале. Картина такого размера (ныне утерянная из-за пожара, разразившегося несколькими годами позже и разрушившего часть здания) требовала работы in loco («на месте»). Так что он споро трудился прямо на мостках, нанося краску быстрыми и нервными мазками.

Он так увлекся, что не заметил, как в залу вошел сенатор Республики, сопровождаемый свитой помощников и челяди. Он какое-то время наблюдал за художником, а потом изрек: «Изрядно, изрядно… но должен заметить, что есть и такие художники, например, Джамбеллино (то есть Джованни Беллини), что делают свою работу не в пример аккуратнее».

Тинторетто остановился. Потом повернулся, сжимая кисть, перегнулся через перила мостков и, тщательно подбирая слова, чтобы не наговорить лишнего, ответил: «Да, возможно, вы правы, есть художники, что работают в более аккуратной манере, как Джамбеллино. Но Джамбеллино во время работы не хватают за яйца!» И, повернувшись, продолжил работать еще лихорадочнее. Уязвленный сенатор не нашелся что ответить и предпочел удалиться. Такова история, много говорящая не только о человеческой храбрости, но и о самой природе таланта этого художника.

Даже Пьетро Аретино пришлось испытать на себе нрав художника, на чей счет он тоже взял было привычку злословить. Тогда Тинторетто пригласил его в свою мастерскую, чтобы написать портрет. Аретино пришел и уселся позировать; Тинторетто же вытащил нож и решительно направился к литератору, который не на шутку испугался и даже начал кричать, пока не убедился, что художник хотел его просто предупредить: он начал с серьезнейшим видом измерять пропорции модели, используя в качестве мерной линейки свой нож. С того времени у Аретино отпала охота злословить о Тинторетто.

* * *

Теперь от дома Тинторетто через понте деи Мори (ponte dei Mori

) по калле Ларга (calle Larga, «Широкой улице») выйдите на фондаменту де ла Мизерикордия (fondamenta de la Misericordia, «набережная Милосердия»), весьма популярную как у туристов, так и у самих венецианцев, особенно летом. Поверните теперь направо и пройдите набережную до конца, пока не пересечете понте деи Лустрафери (ponte dei Lustraferi). Слева при этом окажутся понте и калле дель Азео (

calle de l’Aseo), где 1 февраля 1963 года разыгралась необычная драма. Прискорбный случай поколебал благопристойный ménage[41] лагуны, а ее герой – молодой художник, вследствие этого происшествия объявленный через суд душевнобольным, до сих пор вспоминается порой как…

Венецианский вампир

Отчаянные крики и призывы о помощи послышались в три с половиной часа пополудни. Редкие прохожие глядели в нерешительности, не понимая, стоит ли вмешиваться в «частное дело этой парочки», как объясняли они впоследствии. Мужчина и женщина были распростерты на припорошенной снегом брусчатке. Он яростно кусал ее за шею, вылизывая и высасывая раны. Кровь была повсюду: на одежде, на снегу, на камнях. Женщина кричала и пыталась вырваться, но мужчина крепко держал ее за руки.

Наконец один полицейский, находящийся не при исполнении, по имени Элио Бердоццо, вмешался, схватил маньяка за волосы и оторвал его от несчастной, которая, не помня себя от страха, с лицом, залитым кровью, как маска, укрылась в ближайшей остерии. Нападавший же тем временем вступил в жестокую схватку со стражем порядка. Присутствующие, уважая частную жизнь, по свидетельству очевидца, «не желали вмешиваться, поскольку полицейский был в штатском, и происходящее напоминало выяснение отношений» – между мужем и любовником или что-то в этом роде.

Собрав все силы, полицейский стряхнул с себя противника; тот убежал с окровавленным ртом. Но, перейдя мост и углубившись в калле дель Азео, столкнулся там еще с одной женщиной и попытался повторить нападение. Присутствующие и на этот раз не знали, на что решиться; но, побуждаемые подоспевшим Бердоццо, наконец вмешались. Молодой человек отчаянно сопротивлялся; но, будучи наконец обездвижен, неожиданно успокоился, впал в бесчувственное состояние и на все расспросы лишь едва слышно прошептал одно имя: «Мария».

Личность его была тем не менее установлена. Он оказался художником, тридцати одного года, родом с одного из островов лагуны. Из комиссариата полиции его спешно доставили в Оспедале (центральную венецианскую больницу) на предмет психиатрического освидетельствования. Которое показало, что, несмотря на «подавленное состояние», задержанный находится в «здравом уме». После чего ему было предъявлено обвинение в покушении на убийство.