Венецианский альбом

— А вот те самые люди, которых я хотел видеть, — воскликнул он. — У меня для вас наказ от моей жены. Она хочет устроить званый ужин в честь вашего возвращения с каникул, невзирая на тяжелую ситуацию. Вас устроит воскресенье? И еще, жена собирается подать моллюсков, вы их едите?

— Как хорошо! Мне нравятся все здешние морепродукты, — сказала я.

Остальные покивали.

— Ваша супруга хорошо готовит, — проговорил Гастон. — Я уверен, что у нее любое блюдо выйдет вкусным.

— Льстец, — пробормотала Имельда, когда мы попрощались с профессором.

Гастон улыбнулся.

— А как еще мне получить у него высокий балл? Вряд ли из меня выйдет Пикассо или Миро.

— Согласна, — поддержала я. — Я вот тоже не склонна к искажению реальности.

— Да-да, я заметил, — подхватил Гастон. — Твои рисунки обнаженной натуры очень точны в деталях.

— Помалкивай лучше, — я, смеясь, шлепнула его своим блокнотом.

И в тот же миг я вдруг остро осознала, что у меня годами не было возможности так себя вести. Быть свободной, поддразнивать, смеяться и — как я начала понимать — любить. Вскоре придется вернуться в мрачную реальность, где меня ждут война, опасность, отчаяние и, возможно, даже вторжение врага.

— Мои последние деньки, — шепнула я сама себе, когда мы поднимались по лестнице в аудиторию.

Воскресенье, 10 сентября 1939 года

Сегодня вечером мы ходили ужинать к профессору Корсетти. Я согласилась встретиться с Генри на причале трагетти, чтобы в этот раз он не заблудился.

— Когда уезжаешь? — спросил он.

Я вздохнула.

— Не знаю. Получила сегодня письмо от мамы, она требует, чтобы я немедленно вернулась. Наверно, нужно уехать до конца месяца, но я все твержу себе, что заплатила квартирной хозяйке за сентябрь и что война, может быть, останется в границах Восточной Европы. Не думаю, что Британия уже готова к каким-то серьезным действиям.

Дальше мы шли в дружеском молчании. Я думала, что Генри — хороший парень. Конечно, для меня он слишком молод, но приятно бывает пообщаться с мужчинами. Лео я не видела, хотя он уже должен был вернуться со своей виллы. Что ж, по крайней, мере возвращение в Англию положит конец моим несбыточным мечтам.

На этот раз в квартире профессора собралась большая компания. Гастон не пришел, зато явились Имельда и Франц и еще две девушки, которых я раньше не знала. Их представили как Лукрецию и Марию, новых студенток с Сицилии. Они казались до боли застенчивыми и держались вместе, односложно отвечая на обращенные к ним вопросы.

Графиня тепло меня приветствовала.

— До чего я соскучилась, — сказала она.

Я заметила Витторио с бокалом в руке, он стоял в другом конце комнаты и смотрел на нее. Вот уж кто точно без меня не скучал! Он ревновал, хоть это и глупо. Был еще один профессор со своей женой, он, как мы узнали, преподает историю искусств. Нам рекомендовали записаться на его курс. Новый профессор кивнул:

— Чтобы свободно творить в настоящем, необходимо знать прошлое.

Налили и подали Просекко. На этот раз мне не слишком понравился его вкус, в нем ощущались резкие металлические нотки. Наверно, это вино было более дешевым. Во рту остался неприятный привкус, и я обрадовалась, когда мы приступили к салату из помидоров. За ним последовало ризотто алле сепье — блюдо пугающе глянцевито-черного цвета. Нам сообщили, что туда добавляют чернила каракатицы и оно типично для местной кухни. Я неуверенно попробовала его, оно оказалось вкусным — таким солоноватым, свежим, — но мне, к собственному ужасу, вдруг стало ясно, что меня вот-вот вырвет. С прижатой к губам салфеткой я выскочила из-за стола, бросилась в туалет и извергла из себя все, что до сих пор съела.

За дверью туалета с озабоченным видом стояла жена профессора.

— Мне ужасно жаль, — сказала я ей. — Наверно, в этом ризотто есть что-то, чего мой организм не принимает. Я никогда его раньше не ела.

— Не переживайте, дорогая моя. Может, во всем виноват его вид, с непривычки он может показаться отталкивающим.

— Наверно, мне лучше пойти домой, — решила я. — Пожалуйста, передайте всем мои извинения.

Я поспешила уйти. На свежем воздухе стало легче, но по-прежнему слегка подташнивало. Добравшись до дома, я попила ромашкового чая с крекерами и отправилась в постель, а наутро была свежа, как майская роза. Да, подумалось мне, пожалуй, нам с каракатицей не стать лучшими подружками. Я позавтракала и отправилась в академию.

К обеденному времени мне было уже почти дурно от голода. Мои однокурсники собирались перекусить пастой в их излюбленной забегаловке возле узкого канала, где цены были низкие, а порции — большие. Однако мой желудок воспротивился мысли о макаронах, и я остановила выбор на бутербродной, где делали трамеццини, и взяла свои любимые, в том числе с тунцом и оливками. Откусила всего пару раз и поняла, что меня сейчас снова вырвет. Я опрометью бросилась вон, и меня стошнило в водосточный желоб.