Венецианский эликсир

Это был старый актерский трюк. Она его, конечно, не знала. Она вообще мало что знала. Я разделась до черной сорочки, смешала в бутылке толстого стекла унцию миндального масла с половиной драхмы фосфора и двумя гранами серы. Подержав раствор над пламенем свечи, чтобы он нагрелся до нужного состояния, я встряхнула бутылку и вытащила пробку. Внутри была однородная, слегка мерцающая жидкость. Я растерла небольшим количеством раствора руки до плеч, щеки и нос. Когда я вошла в ее комнату, я вся горела холодным пламенем.

Я увидела, как она раскрыла глаза, когда я резко распахнула дверь и обратилась к ней, почти погруженной в сон:

— Если ты предашь меня или будешь плохо себя вести, я тебя съем.

Перед сном она выпила слишком много капель, потому не смогла закричать. Ее глаза расширились, а кончики пальцев судорожно дергались. Я перестала угрожать, когда мне пришло в голову, что она может умереть от сердечного приступа, вызванного сильным страхом. Она закрыла глаза, желая прогнать видение, и повернулась на левый бок, отвернувшись от меня. Когда она поворачивалась, я заметила ее груди, вывалившиеся из выреза сорочки. Они имели разную форму и уже начали обвисать.

Я сунула ей в ладонь маленькую куриную косточку, этакий небольшой сувенир из ночного кошмара, чтобы утром она вспомнила о том, что случилось.

После этого она уже была моей. Она молчала всю дорогу и ела все, что ей давали, включая лекарства.

11

Припарка из горькой настойки

Берем венецианскую патоку, люпин, всего по три драхмы; полынь, полторы драхмы; слабительное, полдрахмы; масло полыни, шестнадцать капель; сок пижмы в достаточном количестве; смешать.

Накладывать на пупок, помогает при глистах у детей.

Когда мы прибыли в Местре, уже вечерело. Цвета увядшего неба, казалось, превратились в пикантные ароматы. Певенш вылезла из кареты, мигая и чихая от запаха водорослей и остывающих камней.

Я поспешно проводила ее к гондоле.

— Сант-Алвизе, — сказала я спокойно. Нервные женщины, спешащие в монастырь, всегда порождают кучу кривотолков в Венеции. Я была рада, что выбрала Сант-Алвизе, потому что он находился в северо-западной малонаселенной части города. Он нависал почти над самой лагуной вдали от оживленной площади Сан-Марко и моста Риальто.

Когда Певенш увидела гондолу, она попыталась изобразить истерику, но я дала ей выпить одну настойку, и она успокоилась.

— Ее мучит морская болезнь, — пояснила я гондольеру, который сочувственно кивнул.

— Представить только, — сказал он, — венецианка боится воды. Бедное дитя.

Я была рада, что он принял ее за венецианку.

Гондольер не задавал других вопросов. Мы погрузились и отчалили к Венеции, рассекая темно-серую воду. Волны набегали на нос лодки, словно прикосновения слепца.

Певенш прибыла в город в полуобморочном состоянии. Она глядела в окошко каюты отсутствующим взглядом. Когда перед нами выросли городские башни, она пробормотала:

— Я не верю. Я не верю.

Больше она почти ничего не говорила, пока полчаса спустя лодка не уткнулась носом в каменные ступени, ведущие к воротам монастыря.

Конечно, город ее поразил. Она почти ничего не знала о нем. Она ничего не читала и не проявляла ни малейшего интереса к путеводителям, которые я подсовывала ей. Она широко зевала, когда я зачитывала выдержки из различных описаний, если только они не касались моды или кулинарии. Вероятно, до того, как увидеть этого город, она смутно представляла его как неудобное место, лишенное карет и изобилующее лавками, в которых торгуют стеклянными бусами, заочно признанными ею безвкусными: «Мой опекун настаивает, чтобы я носила настоящие драгоценности».

Конечно, она не видела смысла прикрывать лицо маской, хоть и было время карнавала.

Я поняла, что мои описания гондол, каналов и карнавала она пропустила мимо ушей. Когда мы въехали в район Каннареджо, она немного оживилась. Певенш с ужасом смотрела на лодки и людей в масках, спешащих по набережным, словно это были какие-то духи. Для нее это было слишком. К тому времени как мы добрались до Сант-Алвизе, она, полагаю, впервые по-настоящему упала в обморок. Ее готическое высокомерие превратилось в ошеломление неотесанной деревенщины.

А она еще даже не видела прелестей Большого канала, на который так хотела посмотреть, но не смела. Я довольствовалась соленым морским воздухом, жадно рассматривая неровности древних фасадов разнообразных дворцов. Мне было очень приятно вернуться в Венецию свободной женщиной, которой я не чувствовала себя так долго.

Кроме его отдаленного расположения, я выбрала Сант-Алвизе еще по одной причине. Он славился лучшей пекарней во всем городе, и на грех чревоугодия там смотрели сквозь пальцы.