Венок на могилу ветра

— Вот так штука, — шепчет сдавленно горлом Хамыц. Облегченно вздохнув, он смеется. Ацырухс подбегает к нему, какое-то время безуспешно лепит руками слова, а в больших, очень синих глазах ее бескорыстным теплом зреют бисером слезы. Потом, размахнувшись, она вдруг швыряет букетом в бурный хохот реки, обнимает Хамыца — так крепко, будто дарит ему в этот радостный миг все силы свои, всю свою громкую детскую душу, и, заплакав от счастья, Ацырухс заливается смехом. Так они и стоят, приникнув друг к другу восторгом, мешая его с прозрачным дыханием ветра, как делает солнце в погожий и ясный сознанием день. И в эту минуту, украдкой скользнув золотистой, как волосы девочки, мыслью из-под собственных рук на плечах Ацырухс, Хамыц думает: «А может, это только начало?.. Может, я еще себе пригожусь?..»

Что ж, если это начало, то вначале был смех…

Вниз по теченью рогатый олень осторожно, одним лишь раствором ноздрей, робко трогает воздух. Озадаченно смотрит на реку и видит на ней половодье плывущих навстречу цветов. Постояв перед ними и так ничего не поняв, он презрительно фыркает вслед и, тряхнув головою, в пару крупных прыжков одолев расторопность волны, скачет к ждущему лесу. В своем беге он так несравненно красив, как бывает лишь только олень в своем беге. Ногам его очень легко и просторно бежать по упругой земле.

Может быть, потому, что она ему помогает?..

Виперсдорф, 20 апреля 2000 года.