Вензель на плече Урсулы

Она не собиралась обманывать родителей. Просто так получилось, строгий русский на руках снес ее, бессознательную, в автомобиль, редкую «Тойоту Короллу», черную и прекрасную, разложил на заднее сиденье, пристально оглядел. Светло-русые волосы занавесили часть бледного лица, длинные ресницы, вздернутые брови, большой припухший рот, высокие скулы. Короткая куртка, тонкое колено, дешевые джинсы, болгарские кроссовки детски-маленького размера. «Удивлен», — определил он свое состояние. Под ногами хлюпнула лужа, кленовые листья множеством желтых растопыренных ладоней покрывали асфальт. Он поднял голову: клен, да.

Затем он сел за руль, мягко тронулся, его дом был недалеко — не так уж много в городе мест, где могут позволить себе жить приличные люди. Так что немного испуганные серые глаза Урсула открыла уже в незнакомом доме, на удобном светло-кофейном диване с широкими валиками подлокотников — неужели кожаном? Нет, успокоила себя Урсула, не может целый диван быть кожаным.

Кроме дивана в комнате стояла невиданная стеклянная мебель, немного: низенький столик, треугольная этажерка, уставленная какими-то мелкими штучками, а какими именно — не видно, подставка для аппаратуры, на ней — огромный серебристый телевизор и видеомагнитофон, тоже серебристый.

На паркетном полу — темно-синий ковер с мелким узором, прямо на ковре — персональный компьютер! Дома! Блин, разве так бывает, чтобы — дома личный компьютер?! Какое богатство!

«Диван все же кожаный», — подумала она чуть погодя.

Мягко спрыгнула с роскошного дивана, прошагала по мягкому ковру к этажерке. «Ха-ха! — усмехнулась она, разглядывая антикварный английский фарфор. — Статуэтки, у бабки таких полным-полно, только у бабки балерины в основном, а тут — собачки, кошечки… мышечки…»

На нижней полке лежали вещи более интересные, но менее понятные. Урсула взяла в руки кожаную лопаточку, похожую на мастерок, покрутила, погладила пальцем приятную поверхность. Для торта? Кожаная? Странно. Может, просто сувенир? На День строителя подарили друзья?

Несколько черно-белых красивых фотографий. Урсула засмотрелась: красивая, очень коротко стриженная девушка лежала на спине, на ее плоском животе размещалось несколько свечей, воск рельефно стекал вниз, оставляя на светлой коже темные дорожки, наброском топографической карты неизвестной местности. «Марсианские реки», — сказала Урсула вслух.

Другая красивая девушка, с длинными белыми волосами, очень прямыми, с какими-то рублеными концами, стояла на коленях, на матово светящейся шее было странное темное ожерелье, просто полоска кожи, в обоих сосках торчали маленькие колечки, во рту она держала длинную тонкую трость.

А вот это что, клипсы? Урсула приложила к уху что-то серебряное, два матовых шарика, соединенных цепочкой. Ага, это для тех, у кого оба уха на одной стороне, — развеселилась она, даже хрюкнула случайно, — для камбалы.

В комнату мягкими шагами зашел строгий русский. Пиджак он снял, под ним действительно была майка — черная футболка с маленьким, вышитым на кармане цветным крокодилом. Пасть крокодила была распахнута.

Имена

Строгий русский неторопливо вынул из Урсулиной руки клипсы «для камбалы», взял ее за треугольный подбородок и отвел на диван. «Как тебя зовут?» — спросил грустно. Сам на диван не сел, смотрел на нее сверху вниз, слегка раскачиваясь на пятках.

Урсула торопливо ответила. «Господи, — сказал строгий русский. — Я буду, — сказал строгий русский, — звать тебя медведица. А твое имя по-шведски будет Бьерн. Да и по-датски», — помедлив, добавил он. Урсула не осмелилась возразить. «Позвони наконец маме, — сказал строгий русский, — она волнуется. Скажи, что остаешься у подруги, надо помочь убраться к приезду родителей…» — Урсула снова не осмелилась возразить.

— Меня называть Господин, — сказал строгий русский, — или Мастер[3]

. Или Хозяин. Я непривередлив. Обращаться на «вы». Если что непонятно, переспрашивать сразу. Не быть дурой. У тебя получится.

Он вытащил откуда-то из-за спины коротенькую плеть с круглой ручкой и хвостами, сплетенными в косицы, размером не больше его собственной ладони, стукнул ею себя по бедру довольно сильно. Воздух рассекся с красивым резким звуком.

— Инструмент воздействия, — непринужденно прокомментировал. — Ты даже не представляешь, медведица, каким убедительным может быть такое воздействие…

Урсула неожиданно вытянула вперед руки. «Хочу, чтобы он меня ударил», — сформулировала она мысль.

— Нет, — покачал головой Мастер, Господин или Хозяин. — Воспитание, дисциплина — это привилегия посвященных.

«Хочу быть посвященной, — подумала Урсула. — Буду звать его Господин, ему очень подходит — Господин или Хозяин. А Мастер — это фрезеровщик дядя Вася на заводе».

— Такую одежду ты носить больше не будешь. — Господин указал рукоятью плети на джинсовые Урсулины коленки. — Ты не чернорабочий в Ливерпуле.

— Никогда-никогда? — пискнула Урсула, очень ценившая свои джинсы.

— Ну разве что в редких случаях. — Господин покрутил плеткой. — Поняла?

Урсула слегка поморщилась.

— Поняла? — переспросил он, приподняв светлые брови.