Верь людям

— Точно, — подтверждал Тихон Климчук и добавлял внезапно: — Женись, Абатурин. Одному скучновато.

— Ужас как скучно, — подхватывал Вася Воробей. — Мы тебя решили женить, Паня.

И он прямо с хода предлагал Павлу познакомить его с Тосей, с той, которая учит девчонок нотным премудростям.

— Я б на ней сам женился, — говорил он, посмеиваясь и обхватывая медвежьими лапами жену, сидевшую рядом, — да вот, видишь: поздно. Так хочешь: познакомлю?

— Нет, не хочу, — стесненно улыбался Павел. — После как-нибудь.

Женщины доброжелательно поглядывали на Павла, дергали мужей за рукава.

— У нас ведь все в общежитии неженатые, а вы меня одного опекаете, — попытался объяснить свой отказ Абатурин. — И с чего это вдруг?

— Ну, остальные — сами не промах, окрутят девок, те и охнуть не успеют. А ты застенчив больно, Паня. Вот потому.

Шагая на трамвайную остановку, Павел думал о том, как, в сущности, он мало знал этих двух славных людей. На работе они больше молчали, о себе вообще ничего не говорили, и казались вполне заурядными людьми. И вот — на́ тебе! — отменные ребята, добрые души.

На Комсомольской площади Абатурин решил купить свежие газеты. «Правду» и «Известия» доставили с вокзала только что, и у журнального киоска, напротив трамвайной остановки стояла небольшая очередь.

Павел пристроился к ней и, медленно продвигаясь, задумался.

Он в последнее время то и дело доставал из блокнота семейную фотографию Ивановых и, что-то бормоча, рассматривал ее. Было такое впечатление, что Абатурин советуется с капитаном и с его женой о своих делах или делится с ними тайной.

Павел и в самом деле, попадая в затруднительное положение, все чаще и чаще думал теперь о том, как поступил бы в подобном случае Прокофий Ильич. Иногда он мысленно спрашивал совет у молодого офицера Николая Павловича Оленина, у старшины Гарбуза и даже у Веры Ивановны из поезда Москва — Магнитогорск.

«Нет, что вы! Разве ж можно? — слышал он ровный голос Веры Ивановны. — Раз она — мужняя жена, значит, и разговор весь».

«Зачем же так определенно? — возражал ей Прокофий Ильич. — Всякие бывают браки. Нет, все-таки надо узнать, может быть, она несчастлива в замужестве».

Оленин смущенно покашливал в ладонь и раздумывал: «Конечно, брак священен в нашем обществе, но я понимаю вас, Абатурин: любовь нередко вступает в борьбу и со святыми и со святошами».

«Яка́ га́рна ди́вчина, — искренне восхищался Гарбуз. — Ты побала́кай с ней, Абатурин, а там поба́чымо».

— Вы — последний?

Этот звонкий голос раздался за его спиной так внезапно, что Абатурин даже не успел ни удивиться, ни растеряться. Он только коротко и нервно вздохнул и сказал, обернувшись:

— Здравствуйте… Я… — и обрадованно покраснел.

Женщина тоже смутилась и произнесла растерянно:

— Добрый день… Мы, кажется, уже встречались?

«Еще бы!» — хотел ответить Павел, но в это время оказался у окошечка.

— Пожалуйста, — пригласил он женщину, стоявшую за ним, — берите, а я после.

— Спасибо.

Она купила несколько газет и отошла в сторонку, освобождая место Абатурину.

Павел испугался, что она может уйти и, схватив газеты, поскорее вышел из очереди.

— Холодно… — сказала женщина. — Вон как метелит.

— Мне почему-то жарко, — сознался Павел.

Они впервые увидели друг друга днем и так близко — лицо в лицо.

Женщина была действительно празднично красива. Легкая вязаная шапочка не закрывала полностью ее светло-русых, с золотой искрой волос; большие синие или голубые глаза блестели от плохо скрытого волнения, и только губы, казалось, высохли от лютого степного ветра.

На ней было дешевое, но нарядное пальто, подчеркивавшее линии хорошо вылепленной фигуры.

Павел с сожалением и растерянностью посмотрел на свои бесформенные валенки, на темный ватник, из рукавов которого торчали кисти рук.

«Разве я могу ей понравиться? — раздраженно подумал он. — Такой милой и чистенькой… Черт! Причем тут «понравиться»? Она же — мужняя жена!». Он попытался помочь себе: «А может, вовсе и не жена, ее ведь спутали с доктором».

— Что же мы стоим? — спохватилась она. — Вы, верно, с работы, и мне домой надо.

— Я, правда, с работы, — наивно подтвердил Павел. Он смотрел на женщину широко открытыми глазами и молчал.

Ей, может быть, понравились его чистые и добрые глаза, мальчишеская застенчивость и нервозность. Это позволяло ей скрыть свою растерянность.

— Прощайте.

Человечество давным-давно выработало в себе умение понимать не только то, что говорится, но и то, как говорится. И даже Павел, при всей его неопытности в подобных делах, знал, что можно сказать так, допустим, слово «дурачок», что это не только не унизит, но, напротив, обрадует мужчину. И наоборот, когда тебя хотят обидеть, то вполне могут вложить эту обиду и в слово «милый».

Иначе говоря, Павлу показалось, что женщина сказала «прощайте», вовсе не желая расставаться.

И Абатурин, удивляясь собственной отчаянной храбрости, внезапно улыбнулся и предложил:

— Можно, я провожу вас?

— Нет, не надо, — нахмурилась она. — Спасибо.

— Ну, да, — забормотал Павел, — я так неладно одет. Сам бы мог догадаться.

— Что за глупости, — пожала плечами женщина. — Идемте.