— Вот именно, — Василий Семенович долго нюхал хлебную корочку, трудно жевал жесткую красную колбасу. — Институты не научат такому делу. Вот у него, — он кивнул через плечо на поднявшегося Платона, — все просто: приехал с бригадой, поставил трубу, захотел — сварганил мост. Пожалуйста! Даже прокурор спасибо скажет. А у вас нет. У вас такие формулы встречаются, что посложнее пифагоровых штанов. Не задачка с одним неизвестным, а сама высшая математика!..
— Без интегральных вычислений не обойдешься, — парень опять крутнул головой и посочувствовал: — Жаль только совнархозы вам подрезали крылья. Но вы живучи!
— Они — живучи! — вскинул голову Василий Семенович.
Бахрушев подумал, что лучше будет побыть на вокзале. Протискиваясь мимо стола, он увидел: хотя и по-воловьи потяжелел взгляд Василия Семеновича, он не был пьян. Он просто потешался над мушкетерами.
В коридоре, у столика дежурной, Платон остановился, доставая из газеты толстый том. Как-то в книжном магазине с погребным полумраком, где даже яркие плакаты утрачивали свою невыцветшую свежесть, он увидел словарь русского языка — толстенный том в ледериновом переплете. Вспомнил дежурную, как она, вытягивая трубочкой накрашенные губы, сладко тянет в телефонную трубку: «У-у-жас»… — купил этот том, и потом они весь вечер смеялись с Ириной над его покупкой и над тем, как будет ошеломлена дежурная при виде такого странного подарка. И сейчас, выкладывая его на стол, неловко улыбнулся, мысленно ругая себя за дурацкий поступок, но все же сказал:
— Это вам. Читайте — бывает полезно, — и, видя, как удивленно и благодарно округлились ее глаза, быстро повернулся от стола, краснея и не слушая ответного лепета, спустился по лестнице.
С севера ползли облака — размывчато-синие снизу, с ослепительно-снеговыми, шевелящимися клубами на солнце. Бахрушев стоял у автобусной остановки и смотрел на мост. Вчера около него долго топтались ребята, трогали гайки растяжек, а на заводскую трубу, поставленную взамен прежней, изрешеченной от прогара у самого борова, взглянули только мельком, словно не ради ее приезжали они сюда, а в автобус сели довольные собой. Андрюшка дивился на мост, как на дело чужих рук: «Геометрия!..» Да, случается в жизни геометрия… Сегодня мост серебрился от алюминиевой краски и казался воздушным. Надо было все-таки привести к нему Ирину…
К остановке подошел с чемоданчиком старик, занимавший в номере угловую кровать.
— Уезжаете? — спросил он.
Платон молча кивнул, взглянув на него. Щеки старика были в мелкой и тонкой сетке красных жилок и с первого взгляда казались румяными.
— А я был у вашего моста. Да-а… — и неожиданно спросил: — Вы не москвич?.. Странно. Я почему-то думал — москвич. А я вот специально перед дорогой завернул. Слышал — говорили, а самому взглянуть все не было времени. Дела. Некогда подумать о чем-то другом, всю жизнь — разные дела.
— Да, да, — поддакивал Бахрушев, опасаясь, что он окажется попутчиком.
— Живем часто, как заведенный механизм, — слегка покашливая, говорил старик. — Но… Вот я побывал у вашего моста, в общем-то не ахти что, а захотелось вдруг куда-нибудь поехать, куда глаза глядят, и почувствовать, знаете, этакую раскованность души. Вернешься и, знаете, обязательно тебя чем-нибудь осенит таким вот, как у вас… Труба — трубой, а тут — нате вам. Просто — от сердца…
«От сердца к сердцу напрямик», — декламировал Андрюшка. Не получилось с сердцем. Геометрия… Настороженно спросил:
— А вы почему знаете, что от сердца?
Старик мелко рассмеялся:
— Я же бухгалтер-ревизор.
У остановки замер кургузый автобус, и шофер откинул дверцу. Наклоняясь к чемодану, Бахрушев увидел, что по низкому травянистому берегу к мосту шли двое. Она крепко опиралась на полусогнутую руку мужчины, и Платон невольно подался вперед: в ее осанке, некрупном шаге было что-то удивительно знакомое. Но шла, вроде бы, не Ирина. Сколько раз вот так он будет вздрагивать.
Из автобуса крикнул шофер:
— Ты уснул там, приятель?..
Бахрушев заторопился, неловко протолкнул чемодан в автобус и, когда сел, высунулся в окно. Те, двое, подошли к мосту и остановились. Наверно, они направлялись в верхнюю часть города, где был Дворец культуры и часто выступали приезжие артисты. Из-за тучи скользнуло солнце, и его первый луч ударил в Громотуху, зажигая ее горячими бликами и ослепительными искрами, и словно прошил мост. И мост будто качнулся в этом луче… Бахрушев окончательно разглядел, что это была не Ирина.
СТАНИСЛАВ МЕЛЕШИН