Вера и Пламя

Большего Мирии не требовалось, и она повернула декоративный медный ключ в приборной панели башни.

Труба изрыгнула плотный сгусток белого дыма, из которого вырвался свирепый реактивный снаряд с пилообразным заостренным наконечником. Каким-то загадочным образом, лежащим за гранью понимания сестры Мирии, ракета охотник-убийца говорила непосредственно с самим духом машины «Испепелителя» и его устройствами, за несколько секунд до того, как покинет свой патронник и устремится к своей цели. Ракета взмыла в серый воздух подобно выпрыгивающей из воды рыбе, повернулась вокруг своей оси и обрушилась прямо на турель.

Орудие разорвало в черно-красной вспышке взрыва, не потраченные боеприпасы, раскалившиеся в адском огне, помогли разнести его вдребезги. По линии вражеских турелей, по соединительным кабелям, через которые каждая из них соединялась с сервиторскими умами, прошла рябь электрического тока, и стволы орудий в беспорядке задергались.

- Все в наступление! - крикнула Галатея, вокс-микрофоны в ее броне приняли эти слова и воспроизвели их через громкоговорители на ее танке.

- Вера несокрушима! - откликнулась каждая сестра на поле, подкрепив затем свой боевой клич болтерными снарядами, огнем и яростью.

«Экзорцисты» и «Испепелители» повернулись к автоматическим орудиям и боевым бункерам, начав методично уничтожать их один за другим, разрывая их в клочья вместе с находящимися там скоплениями некогда людей.

Эхо множественных взрывов тонуло в дыму, медленно опускающемся к ногам наступающих Адепта Сороритас. Солдаты, находящиеся в своих траншеях и укрытиях пред Западными Вратами, сломились и побежали при виде женщин. Красные плащи развивались на спинах боевых сестер, и слабый солнечный свет, пробивающийся сквозь туман войны, блестел на их черной силовой броне. Те, чьи головы были непокрыты, показывали врагу обрамленные пепельными и черными волосами лица, полные гнева. Рвение Бога-Императора было в каждой из них, дух Мученицы Катерины был их щитом и мечом.

Защитники Метиса дали ответный огонь в наступающих женщин, но исход уже был предопределен.

Репентии несли на себе Верити, подобно волне, выбрасывающей на берег плавник. Идти сама она не могла - ее поддерживали и подталкивали руки женщин в красных капюшонах и их госпожи, она была одним целым с их небольшим отрядом, но в то же время чужой в нем. Госпитальер завернулась плотнее в свою рясу, словно стараясь укрыться от ревущего безумия битвы. Не было такого места, куда бы она взглянула и не увидела бы разгромленных окровавленных руин.

Здесь, где феррокрит был устлан стеклянными осколками сервиторов, те картины, что медик рисовала в своем воображении, стали явью: мужчине вырвало нутро, словно сердцевину яблока, его кости белели в красном паленом мясе. Верити имела дело с ранами и куда более жестокими, чем эта, но всегда находилась в непонимании. Она видела мертвых и умирающих, что ей приносили с поля боя, но всегда задавалась вопросом – как же можно получить подобного рода повреждения? Она не понимала. Теперь она имела возможность понаблюдать, как такие травмы делаются, она чувствовала знакомый запах гари, творимый теми новыми и ужасными вещами, с которыми она столкнулась.

Верити пошатнулась, и госпожа придержала ее за руку, не позволив упасть. Впереди неистовствовали сестры репентии, беззаботно прорываясь сквозь колючие мотки проволоки к траншейным углублениям за ними. Со шрамами, красующимися на каждом сантиметре кожи, издавая громкий вопль-баньши, репентии бросали вызов смерти. Их тяжелые цепные мечи «потрошители» делали с мужчинами свою простую работу: вращающиеся зубья лезвий рассекали плоть, кости и униформу рубящими ударами, а тупыми железными краями обратной стороны клинки сокрушали черепа.

Одна из них, Иона – та самая, что принесла Клятву Раскаяния после того, как ей не удалось уберечь от смерти Лету, исполняла свое ремесло убийцы с иступленной яростью. Верити видела, как она полоснула мечом по груди кричащего офицера кавалерии, и заметила в остекленевших глазах Ионы нечто ужасное - пустоту, неживое равнодушие. Госпитальер снова почувствовала смешанные эмоции, ту же самую бурю ярости, скорби и сожаления, какие чувствовала в тот день, когда прибыла на Неву. Чувствовала ли то же самое Иона? Неужели грубая смерть Леты оставила на ней такой шрам, что все, что она могла с собой поделать - это отдаться на милость кровавого искупления? Верити затруднялась понять, дано ли ей проникнуться теми же чувствами, что и эта бледная женщина.

- Не останавливаться! – прокричала госпожа. – Пленных не брать – лишь грехи. Искореняйте порочность и оставляйте лишь плоть. Вперед. Вперед!

По траншеям и тоннелям, что вели к городу, Верити продвигалась вместе с ними.