Вердикт двенадцати

— Если не ошибаюсь, вы, миссис ван Бир, говорили, что собираетесь рассказать нам о двух вещах, — заметил он. Мистера Гендерсона снова охватило дурное предчувствие.

— Да, говорила. Но я и правда не знаю, как рассказать. У меня часто кошки скребли на душе, что вот вы бьетесь изо всех сил, вытаскиваете меня, а я-то все знаю с самого начала, да молчу. Понимаете, я знаю, как все было на самом деле, и много раз колебалась, — может, нужно было бы вам рассказать. Надеюсь, вы не подумаете, что я такая уж невоспитанная?

Мистер Гендерсон начал было: «Совершенно не нужно…» — но его оборвали.

— Невоспитанная? Ни в коем случае. — Если ворон способен улыбаться, то сэр Айки улыбнулся именно этой улыбкой. — Но, полагаю, нам обоим было бы интересно узнать, как все случилось.

— Господи, я думала, тут всякий догадается. Перед ленчем я пошла гулять в саду, Филипп тоже пошел, но мы гуляли каждый сам по себе. Я оглянулась и заметила, как он что-то собирает в горсть с кирпичной дорожки, которой прямо не видно из-за плющевой пыльцы. «Ага, — говорю я себе, — что это он, интересно, там делает?» Тут он украдкой идет в столовую и несет что-то в горсти. Я остановилась, с минутку подумала и опять говорю себе: «Уж не прочитал ли он про пыльцу и какая она ядовитая?» Потом я вернулась в дом, не сразу, а как обычно; мне, понимаете ли, не хотелось себя выдавать, если он подглядывает. Я прошла в столовую и — будьте любезны, — конечно, оказалась права. В приправе к салату было полно этой грязной пыльцы, да вдобавок размешанной, смею сказать, грязным пальцем. «Ага, — говорю я себе, — значит, вот во что мы теперь играем? Задумали отравить тетю, мастер Филипп?» Я подумала, что немного отведать собственного снадобья пойдет ему на пользу, поэтому хорошенько перемешала салат — слава Богу, что Ада не видела! — и молчок. Мы оба поели салата за ленчем. Правда, потом я решила, что глупо рисковать, поднялась наверх, сунула в рот два пальца — и хуже мне от этого не стало.

Гробовое молчание, каким был встречен ее рассказ, несколько ошеломило Розалию. Ей показалось, что, пожалуй, следует кое-что объяснить.

— Я подумала и решила ничего тогда не говорить, потому что… ну, потому, что люди такие несправедливые и подозрительные. Конечно, как оно получилось, так Филипп сам себя убил, и тут ничего другого не скажешь. Но есть ведь такие ограниченные люди, кто мог бы заявить, будто, позволив ему съесть салат, я тем самым его и убила. Нет, правда, и в самом деле способны.

— Вы совершенно правы, миссис ван Бир, — сказал сэр Айки. — Есть такие ограниченные люди, что и правда могли бы заявить именно это. Кстати, вот мы и приехали.