Вересковая принцесса

— Ну покажитесь же! — сказала мне Шарлотта. Я не успела оглянуться, как она сняла с меня шляпу, пригладила мои буйные волосы и вытолкнула меня за плечи перед собой — словно ребёнка, который должен прочитать выученный стишок… Но на сей раз я вышла совершенно спокойно. Перед человеком с сухим, деловым выражением лица я не чувствовала никакой робости — я безмятежно смотрела на него, так же безмятежно, как и на пожилого господина там, на пустоши. Я думаю, что у меня бы хватило мужества решительно возразить ему, если бы он завёл речь про венки из засушенных цветов для покойников.

В тот момент, когда взгляды наши встретились, я увидела в его глазах узнавание — всё-таки это был тот самый господин в синих очках.

— Ах, посмотри-ка! Странная маленькая девочка, которая никогда не видела денег! — сказал он поражённо.

— Да, дядя, вересковая принцесса, как говорит Дагоберт — маленькая птичка, которая бросила к вашим ногам ваши деньги и не позволит так просто запереть себя в клетке! — вскричала, смеясь, Шарлотта. — Ну, малышка, сделайте реверанс перед старым господином!

Лицо господина Клаудиуса залил лёгкий румянец.

— Перестань дурачиться, Шарлотта! — сказал он так же серьёзно и строго, как выговаривал на пустоши Дагоберту в несчастном эпизоде с башмаками.

— Вы согласны, чтобы я управлял вашими деньгами? — дружелюбно спросил он меня.

Это было удивительно — первый раз в жизни мне надо было отдать распоряжение относительно собственного имущества. Мне хотелось смеяться.

— Они действительно принадлежат мне? — спросила я.

— Ну разумеется — кому же ещё? — с раздражением ответила Илзе.

— Они такие же мои, как моя вот рука или глаза? И я могу с ними делать что захочу? — продолжала я настойчиво, хотя у меня от напряжения перехватило дыхание.

— Нет, так безгранично распоряжаться ими вы сейчас не можете, — ответил господин Клаудиус тем же мягким тоном, каким он разговаривал со мной на пустоши. — Вы ещё слишком молоды… Если я приму к управлению ваши бумаги, то вы должны будете давать мне отчёт о каждой сумме, которую затребуете.

— Ах, значит, это всё не то, — сказала я уныло и удручённо.

— У вас есть какое-то особое желание? — он наклонился ко мне и вопросительно смотрел мне в лицо.

— Да, господин Клаудиус, но я лучше не буду говорить о нём — вы всё равно его не выполните.

— Так — на основании чего вы так считаете?

— Потому что я видела сегодня, как вы отослали бедного подёнщика без подаяния, — храбро ответила я.

— Ах вот оно что, вы хотите кому-то помочь. — Его тон совершенно не изменился, мой косвенный упрёк не произвёл на него ни малейшего впечатления.

— Что это взбрело малышке в голову? — удивлённо воскликнула Илзе. — Кому ты хочешь помочь? Ты же ни с кем не знакома!

— Илзе, ты знаешь! — сказала я просяще. — Ты знаешь очень хорошо, кто сейчас находится в нужде и, может, считает каждую минуту, пока не придут деньги из Ганновера…

— Послушай, Леонора, если ты не перестанешь носиться с этой идеей, я живо всё это прекращу, — прервала она меня. Она была в таком гневе, в каком я её никогда ещё не видела. — Говорю ещё раз: туда не пойдёт ни гроша!

— Да? Тогда заберите ваши деньги! — горячо воскликнула я, и мои глаза потемнели от слёз. — Тогда я тожене возьму отсюда ни гроша — никогда, ты можешь быть уверена, Илзе!.. Я лучше буду сидеть в задней комнате и плести похоронные венки или букеты для господина Клаудиуса!

Он поглядел на меня.

— Кто рассказал вам про эту заднюю комнату?

Мой взгляд невольно метнулся к Шарлотте. Она покраснела и засмеялась.

— Шарлотта пошутила, господин Клаудиус, — мягко сказала фройляйн Флиднер извиняющим тоном. Когда на моих глазах показались слёзы, пожилая дама сразу же обняла меня за плечи и прижала к себе. Илзе, напротив, моё «детское упрямство» ещё более разозлило. Она положила свою большую натруженную руку на жестяной ящик, словно ограждая его от любых нежелательных посягательств.

— Господин Клаудиус, не допускайте, чтобы Леонора отправляла какие-нибудь суммы! — настойчиво предупредила она. — Я вам скажу — если она сделает это хоть раз, то плакали все её денежки!.. Я не могу вам всего подробно объяснить — печальная семейная история, которая должна быть погребена и забыта… О Господи, чтобы такое вот детское своеволие заставляло вытаскивать на свет божий столь неприглядные вещи… Короче говоря, речь идёт об одной родственнице, которая принесла в семью только позор, которую выгнали…

— Вы знаете эту родственницу? — спросил господин Клаудиус, обращаясь ко мне.

— Нет — я никогда её не видела… Я узнала о её существовании четыре недели назад…

— Она просит о вспомоществовании?

— Да, в письме к моей умершей бабушке… Но никто не хочет ей помочь! Она сбежала с комедиантами, сказала Илзе, она певица…

Лицо господина Клаудиуса резко покраснело. Он захлопнул лежавший перед ним фолиант.

— Но она потеряла голос, её чудный голос! — продолжала я, робко пытаясь поймать его взгляд — он отворачивал лицо. — Как должно быть ужасно, когда хочется петь, а голос отказывает! … Илзе, ты же такая хорошая, как ты можешь оставить без помощи того, кто сейчас в нужде?