Вересковый рай

Наконец те двое, кого они ждали, прибыли, сели на приготовленных для них лошадей, и отряд тронулся в путь. В обход холма Саймон направился не на запад, а на восток. Одной из причин этого было то, что он хотел подальше разъехаться с отрядом Бассетта. Кроме того, от Марльборо шла дорога к Сиренстеру и Глостеру, где можно было пересечь вброд Северн. К западу от Глостера власть короля заметно ослабевала. Там было несколько лояльных баронов, но основная масса предпочитала отворачиваться, если мимо проезжал человек, скрывающийся от короля. Были даже открытые мятежники, которые оказали бы такому человеку помощь.

До города они не доехали, так как Саймон не хотел приближаться к какому бы то ни было поселению с запада. Вместо этого они сделали привал южнее. Это было не совсем безопасно, но лучше, чем въезжать в город среди ночи или объезжать его в темноте. Это могло показаться подозрительным и привлечь внимание. Когда они достигли реки, Саймон приказал остановиться лагерем и расставил посты, чтобы вовремя засечь приближение любого отряда. Затем он спустился к реке, чтобы смыть с себя грязь и сажу. Ему вдруг пришло на ум, что Рианнон всю дорогу была молчалива, а потом живо припомнил выражение ее лица, когда он вернулся с де Бургом. Усталость смыло волной желания, но захочет ли она? И если он предложит, а она уступит, не сочтет ли она это своего рода победой? И имеет ли это значение?

Ответ на последний вопрос разрешил все остальное. Саймона это действительно не волновало. Если он желанен Рианнон, то пусть она побеждает в каждой битве – войну все равно выиграет он, в этом он не сомневался. Существовала только одна опасность. Хотя Рианнон была темпераментной женщиной, воля ее была крепка, как вороненая сталь. Она все-таки могла отвергнуть его. Саймон смахнул холодные капли с рук и лица и поспешил обратно в лагерь. Какой же он идиот! Ему следовало послать людей вперед и взять ее, пока она еще была возбуждена опасностью.

Когда он добежал до лагеря, Рианнон не было нигде видно. Он стиснул зубы и поспешил в свою палатку. Если она уже в постели, его проблема усложнялась многократно. Он откинул полог палатки и, ворвавшись внутрь, столкнулся лицом к лицу с Рианнон, спокойно сидевшей на табурете, поджидая его.

– Что случилось? – спросила она испуганно, вскочив на ноги.

– Мне не терпелось оказаться рядом с тобой, – ответил Саймон.

Она протянула к нему руку и в это же мгновение произнесла:

– Саймон, я должна…

Но она не закончила свою фразу. Протянутая рука сама по себе была достаточным приглашением. Саймон притянул ее к себе и поцеловал, дрожа от страсти, словно был зеленым юнцом со своей первой женщиной. Рианнон откликнулась немедленно. Саймон почувствовал, как она подалась телом к нему, и рот ее податливо приоткрылся. Однако, несмотря на то что она прижималась все теснее, сжимая его в объятиях, голова ее медленно отклонялась, словно она чувствовала, что должна отстраниться.

Саймон попытался высвободить руку, чтобы развязать шнурок на вороте ее туники и поцеловать ее шею, а потом грудь, но в тот момент, как он ослабил хватку, она убрала губы.

– Я должна сказать тебе, – проговорила она, задыхаясь.

– Пресвятая Богородица, не сейчас, – простонал Саймон. – Потом. Расскажешь мне позже.

Он снова прижал ее к себе, и она не сопротивлялась, лишь сдавленным голосом прошептала:

– Но, Саймон…

– Я весь горю, – пожаловался он. – Мне все равно.

Поцелуями он заставил ее молчать, и, когда снова отпустил ее, чтобы развязать ей платье, Рианнон уже не пыталась ничего говорить, лишь руки ее скользнули к его ягодицам, прижимая его к себе покрепче. Она трижды пыталась предупредить его, что уступка плоти не изменит ее намерений. Она была бы счастлива удовлетворить свой и его голод – это Саймон всегда настаивал, чтобы их любовь сопровождалась браком и вечным союзом. Рианнон чувствовала угрызения совести. Она знала, что недостаточно настойчиво пыталась сказать ему об этом, но она так его хотела!

Когда Саймон развязал ей тунику, она перенесла руки вперед и распустила узел на поясе его штанов. Она коснулась ладонью его возбужденной плоти, и Саймон обомлел. Его реакция возбудила до предела ее собственное пульсирующее желание, и ей захотелось прикоснуться еще раз. Но если она поддастся этому желанию, она не сможет раздеть его, а раздевание было прямым путем к еще большему удовольствию.

Саймона тоже раздирали два желания. Он не любил заниматься любовью в суматохе, полураздевшись. Было что-то безобразное в том, чтобы взять женщину, задрав ей на голову юбку, в полуспущенных штанах, связывавших колени или лодыжки. Он хотел раздеться сам и раздеть Рианнон полностью и овладеть ею по всем правилам, лежа на его плаще и прикрывшись ее плащом. Однако в первый раз за много-много лет Саймон был слишком захвачен страстью, слишком возбужден, чтобы ждать. Прикосновение пальцев Рианнон усилило его желание до болезненной остроты. Ему хотелось опрокинуть ее и войти в нее, чтобы успокоить муку своей и ее страсти. Разрываемый двумя противоречивыми желаниями, он колебался, дрожа от возбуждения.