Веревочная баллада

А потом пришла она – трогательная леди Солей – ясное солнце, осветившее дни Бартеломью Трувера. Несмотря на свое благородное происхождение, девушка поддерживала Барте и его непризнанное высоким искусство. Она легко оставила девический комфорт, чтобы попасть в не статичный мир Барте. Они поженились, спустя неделю знакомства. Ее восхищенный взгляд провожал его на арену цирка, а по вечерам она встречала Барте, как героя, победившего пустоту и скуку. Любовь была единственным талантом Солей. Зато ее недостатки – болезненность и плохой иммунитет – мешали ей сопровождать цирк. Она много хворала и доставляла хлопоты, задерживая гастроли. Когда Бартеломью смирился с этой мыслью, он отвез Солей в родовую усадьбу, где прекрасному, тепличному цветку было самое место. И за это она стала любить его еще больше. Удивительная была женщина. Цирк гастролировал часто, Барте все реже возвращался домой, а Солей чахла в одиночестве. И тогда-то все разрешилось самым естественным образом. На свет появился их первенец – Оливье Трувер. Жизнь Солей обрела смысл. Она опекала ребенка, как голубка птенца, три недолгих года, а потом она вновь заболела. Барте подоспел только к не притоптанной дождями могиле. А малыш плакал, требовал, чтобы его отвели к маме, и совсем не спал по ночам. Бартеломью не смог оставить его на нянечек и забрал с собой. И спустя время Оливье научился засыпать вечером и спать всю ночь.

На наследственности и заботе о сытости и безопасности малыша Оли отеческое творчество Барте закончилось. Он мог самозабвенно формировать новую личность для марионетки, но категорически боялся придумывать судьбу Оливье. Мастер Барте опасливо бросал вслух свое желание о том, чтобы сын продолжил его дело, и на этом осекался. Он совсем не хотел равнять своего живого, любопытного, резвого ребенка со своими исключительными, но все же куклами. Барте нанял для Оли двух учителей, которые путешествовали с цирком и занимались образованием мальчика. Во время их сезонного отпуска наступали каникулы. Распорядок прижился, и исправно работающий механизм не отвлекал мастера Барте.

Наконец, они вдвоем не спали в своем зеленом фургоне, и отец впервые учил сына водить кукол.

– Запоминай, Оли, тембры и интонации, пластика и жесты никогда не будут искренними, если ты не будешь знать лично каждую куклу, которую ведешь. А для этого надо хорошо знать людей, самых разных. Наблюдай, Оли, учись у реальности. И тогда твои персонажи будут откликаться в людских сердцах. Ты не можешь стать просто актером: ты должен быть поэтом, костюмером, режиссером, хореографом, критиком! Ты должен так искренне желать оживить их, – мастер Барте закрыл глаза, сжал сотрясаемые ладони в кулаки и крепко прижал к груди. – Так хотеть этого, чтобы тебе пришлось поверить в это на время выступления. Помнишь, я всегда вожу тебя посмотреть на кукольные театры конкурентов, когда представляется возможность? Так. Что делают их персонажи? Что они делают друг с другом?

Оли задумался. Он видел много выступлений, удачных и не очень, но отец желал, чтобы мальчик нашел в них общую черту. Ошибку, которую мастер Барте никогда не допускал сам.

– Они всегда дерутся, – задумчиво произнес Оли, отчего мастер взглянул на него с надеждой и умилением. – Они всегда сводят сценарий к тому, что задира бьет другого персонажа.

– Зачем они это делают?

– Потому что задире нравится обижать слабых…

– Не куклы, – прервал мастер. – Люди. Зачем они бьют одними куклами других?

Оливье нутром чувствовал, что это один из самых важных вопросов, которые когда-либо задавал ему отец. И он ответил:

– Потому что всем кажется это смешным. Толпа любит смотреть на бои, неважно, кукол, мужчин, собак или петухов.

– Верно, верно, мой мальчик, – мастер Барте одобрительно гладил его по плечам и голове. – Но скажи, делают ли так наши куклы?

– Нет.

– Но мы собираем аншлаги и срываем овации?

– Да.

– Почему?

– Мы нашли что-то лучше боли и избиения?

– Верно, верно, Оли, мы нашли, – ликовал растроганный мастер Барте. – Что же это?

– Мне сложно выделить что-то одно… – неуверенно начал Оливье, но судя по тому, как отец кивал, его мысли были на верном пути. – Любовь, красоту. Может, правду. Ты иногда добавляешь шутки, высмеивающие этого мерзавца Мытаря и того коммерсанта, и даже политиков. Я не дурак, я все понимаю, да и зритель понимает. Поэтому пусть будет любовь, красота и правда, – твердо заявил Оливье, а потом протянул. – Наверно, все то, за что можно было бы бить одними куклами других, но ты делаешь так, что не приходится.

Мастер Барте рухнул на кушетку. Его глаза слезились, а рука прикрывала рот. Он кивал и смотрел на свое маленькое гениальное творение. Оли даже немного смутился его хвалебного взгляда. Мастер Барте так ждал, что близкие его поймут, как однажды понял Ле Гри.