Учреждения вермахта следили за положением евреев в Польше, хотя никаких мер в их защиту не предпринимали. Войска не участвовали в создании Варшавского гетто в ноябре 1940 года, но военные инстанции хорошо знали о бедствиях его обитателей. 20 мая 1941 года комендант Варшавы генерал Вальтер фон Унру докладывал: «Положение в еврейском квартале катастрофическое. Останки людей, умерших от потери сил, лежат на улицах. Смертность, на 80 % от недоедания, утроилась. Единственное, что причитается евреям, — 11
/2 фунта хлеба в неделю… Гетто превращается в культурный скандал, очаг болезней и рассадник самых худших недочеловеков. Обращение с евреями в трудовых лагерях, в которых их охраняют одни поляки, можно назвать только скотским».[331]Многочисленные немецкие военнослужащие стали очевидцами бесчеловечных условий жизни в Варшавском гетто. Однако редко кто из них проявлял сочувствие к несчастным, считая подобное положение вещей справедливым. Один из солдат вермахта, написавший после войны объемистые воспоминания, посвятил гетто лишь пару строк «(В феврале 1942 года. — А Е.) несколько часов мы стояли в Варшаве. Многие проявили желание познакомиться с достопримечательностями польской столицы. Осмотрели гетто, вернее, то, что от него осталось».[332]
А вот как рассказывает об увиденном в конце августа 1941 года один из войсковых офицеров: «Варшава поразила меня… Вряд ли можно описать условия в гетто. Чтобы действительно в это поверить, нужно это увидеть. На улице движение, как на Лейпцигской ярмарке. Здесь еврей торгует друг с другом, громко крича на всю улицу. Утром, когда я ехал на автомобиле, я увидел несколько останков, среди них останки детей, едва прикрытые бумагой, прижатой камнями. Другие евреи, не обращая внимания, ходят мимо, пока не приедет примитивный катафалк и не заберет эти «остатки», с которыми больше нельзя провернуть никакого дельца. Это гетто огорожено стенами, заборами и т. д. У множества шлагбаумов стоят эсэсовцы, польские и еврейские охранники и осуществляют строгий контроль. Грязь, зловоние и шум — главные признаки этого гетто».[333]
В октябре Унру, видимо, опасаясь распространения эпидемий, запретил выход из Варшавского гетто «рабочих колонн», которые обслуживали подразделения вермахта. В ноябре он отказал администрации дистрикта в просьбе применять оружие против евреев, «незаконно пребывающих вне гетто», что одобрил и фон Гинант.
С конца 1941 года военный командующий стал получать от полевых комендантов косвенные сообщения о подготовке к массовому уничтожению евреев. Так, начальник З65-й полевой комендатуры (Лемберг) генерал-лейтенант К. Бойтель докладывал, что «поляки удручены и сдержанны, в то время как еврейское население под влиянием уже проведенных против него и еще ожидаемых, но сейчас до известной степени приостановленных драконовских мероприятий охвачено отчаянной нервозностью». В начале 1942 года такие сообщения участились, а 19 марта Бойтель сообщил: «Среди еврейского населения Лемберга распространилось заметное беспокойство из-за начавшейся акции переселения, которой было охвачено около 30 тысяч евреев старшего возраста и неработающих евреев Лемберга… Пока неясно, насколько эту акцию следует приравнивать к децимации».[334]
В то же время, как и повсюду в оккупированных странах, военные учреждения рассматривали евреев как инициаторов и представителей антигерманского Сопротивления. Так, в ежемесячном докладе 372-й главной полевой комендатуры (Люблин) за ноябрь-декабрь 1942 года говорится: «Бандиты получили сильные подкрепления благодаря евреям, которые смогли избежать переселения». По просьбе полиции порядка комендатура предоставила 200 солдат для борьбы с партизанами. В результате операции оккупанты обнаружили 40–60 землянок, которые названы в донесении «хорошо оборудованными бункерами». «Из бандитов, большей частью евреев с женщинами и детьми, было расстреляно 40, чаще всего — при попытке к бегству».[335]
Как показывают документы, уже к апрелю 1942 года у оккупационных войск не осталось никаких сомнений в том, что проводимое карателями «переселение» на деле означает физическое уничтожение. Тем не менее в целях сохранения тайны термин «переселение» и позднее использовался в донесениях, приказах, распоряжениях. Так, в августе Бойтель доложил, что из 100 тысяч евреев, проживавших в Лемберге, «переселено» 25 тысяч и планируется «переселение» еще 15 тысяч человек. Видимо, комендант был удовлетворен тем, что в результате переговоров с фюрером СС и полиции в дистрикте Галиция «очень мало пострадали еврейские рабочие и работницы, занятые в воинских частях, на предприятиях вермахта или на предприятиях, контролируемых вермахтом, так что предприятия… могут и дальше работать без помех».[336]