Вермахт против евреев. Война на уничтожение

В ходе процессов над немецкими генералами американские органы обвинения старались доказать, что расовые воззрения нацистской верхушки находили у высших офицеров вермахта полное понимание. Эта версия, позднее попавшая и в научную литературу, превращала германский генералитет либо в идеологического сообщника, либо в безвольный инструмент в руках Гитлера. Действительно, старшие офицеры и генералы возлагали на евреев ответственность за Ноябрьскую революцию, хаос послевоенного времени, нынешнюю войну, партизан и т. д. Например, начальник штаба 11-й армии генерал Отто Вёлер обосновывал убийство десятков тысяч евреев в Крыму тем, что он «достаточно узнал еврейско-большевистскую систему в первые годы после Первой мировой войны». В действительности далеко не все генералы мыслили так же, как Вёлер и Рейхенау, и считали евреев главным врагом. Лееб, Кюхлер и другие военачальники не разделяли идеологических мотивов геноцида, но и на них лежит вина за совершенные вермахтом преступления по отношению к евреям.[401]

В-третьих, мышление и поведение двух старших групп офицеров вермахта, 1880–1890 и 1890–1900 годов рождения, ставших во время Второй мировой войны генералами и полковниками, определялись не только восстановлением на активной службе, которое улучшило их материальное положение. На их менталитет наложили отпечаток прусское происхождение и воспитание, опыт штабной работы в 1914–1918 гг. Эти генералы, впервые встретившиеся с «русской опасностью» еще в годы Первой мировой войны, теперь, в 1941 году, вспомнили свои представления о храбрых, но «примитивных» русских, об отсталости славянской культуры и о необжитой стране. Командующий XLIII армейским корпусом генерал-полковник Готтгард Хейнрици вспоминал, что он и его подчиненные были до глубины души поражены «культурой», которую они встретили на советской территории: «Евреи в кафтанах с локонами, низкие дома, лавки, деревянные прилавки которых были примитивно украшены рисунками предлагаемых товаров (потому что продавцы были неграмотны), никаких тротуаров, короче говоря, мы не так представляли себе Россию».[402]

Офицеры второй группы, сражавшиеся на фронтах Первой мировой войны, разделяли социал-дарвинистские представления нацистов о борьбе как форме бытия, о принципах отбора в жизни отдельного человека и государства. Это сближало их с руководителями НСДАП, которые в минувшей войне также были фронтовыми офицерами. Военное поражение Германской империи в 1918 году и Ноябрьская революция разрушили их мир и объяснялись ими как результат распада тыла, как следствие нанесенного «еврейско-большевистскими разрушителями» удара кинжалом в спину немецкого народа. Тот же Хейнрици 15 октября 1918 года писал о боязни революции по российскому образцу и жаловался, что «за несколько дней, в течение которых мы сражались, ни о чем не зная и не ведая, все наше старое отечество рухнуло. Что это даст? Теперь нами правит клика евреев и социалистов, людей, для которых Интернационал превыше всего».[403]

Одним из мотивов неприятия геноцида евреев было просто добросовестное отношение воинских начальников к выполнению своих обязанностей, к поддержанию элементарного порядка на оккупированной территории, как в случае первого офицера генерального штаба в 454-й охранной дивизии, который в сентябре 1941 года распространил «Памятку о неотложных задачах полевых комендатур», в одном из пунктов которой значилось: «Препятствовать всеми средствами линчеванию евреев и другим актам террора (пожалуй, в первую очередь со стороны украинцев и охотно используемой опергруппами украинской милиции). Вермахт не потерпит замены одного террора другим».[404]

Молодые офицеры пытались отомстить «красному отребью» в добровольческих корпусах и организовать путчи против «Системы». Их старшие коллеги, оставшиеся в рейхсвере, готовили военную ревизию Версаля. Во время Восточного похода они были командующими или штабными офицерами. Получив задачу «обеспечения безопасности и умиротворения» оккупированных областей в тылу, эти офицеры отбросили сословные и идеологические оговорки в отношении национал-социализма. «Еврей и партизан взяли на себя роль спартаковцев, во всех их вероломных метаморфозах. Гетто, созданные генералами, все больше и больше казались им рассадниками конспирации и восстаний: бежавший от резни еврей переносил яд разрушения в русские деревни, следовательно, каждая женщина на рынке, каждый крестьянин с повозкой были не только потенциальными партизанами, но и разносчиками инфекции», — пишет Ханнес Геер.[405]