Но все же труды выходили, правда, не по «крымскому сценарию», не в англоязычной среде, к тому времени ушедшей вперед от побежденных немцев и русских. Неизвестны англичанам были книги Вернадского, которые печатались совсем уж на окраине цивилизации — в России.
В результате пришлось удовлетворяться не большим Международным институтом живого вещества, а скромной лабораторией.
Из сформированного в 1926 году небольшого Отдела живого вещества при КЕПС в следующем он образовал самостоятельную Биогеохимическую лабораторию. По моде того времени к сокращениям она вскоре стала называться БИОГЕЛ. Первоначально в ней состояло десять человек, работавших по двум направлениям: отдел химических и специальных методов исследования и отдел геохимической энергии живого вещества. Заместителем своим он назначил А. П. Виноградова.
Официально лаборатория была открыта 1 октября 1928 года, но еще летом с шестью будущими сотрудниками Вернадский совершил экскурсию для сбора образцов флоры. Он выбрал для путешествия те заповедные места, где провел такие счастливые дни летом 1919 года, — район Старосельской биостанции на Днепре.
В июне — июле 1928 года они с Наталией Егоровной отдыхают в Ессентуках, потом вместе с Ольденбургами еще десять дней — в Кисловодске. Оттуда Вернадский уехал в Киев на соединение со своими сотрудниками, прибывавшими из Ленинграда во главе с Виноградовым. 21 августа сообщает Наталии Егоровне: «Я только что вернулся из поездки более чем за 60 верст от Киева с большими приключениями — моторная лодка не могла идти на обратном пути — мотор испортился — и мы приехали на пароходе, который запоздал на несколько часов. Попадали под дождь и грозу, пришлось ночевать с минимальными удобствами, частью на сене на полу в лесничестве, частью в палатке. Три дня, проведенные на воде и в лесу, обветрили меня, и я загорел за это время больше, чем за все лето. <…> В общем, работа налажена, и я надеюсь, что мы получим точные результаты и дело станет на прочную почву»18
. Результат заключался в сборе для будущих анализов водной, лесной и полевой растительности, которая, конечно, в этих местах несравненно богаче окрестностей Ленинграда.Затем он поехал в гости к Василенко на его дачу в Боярки, и снова в Староселье на два дня. И в письме Наталии Егоровне, и в дневниках он оставил подробную запись об этой поездке. Тяжелые и очень грустные мысли она у него вызвала. Он увидел воочию пагубное воздействие неправильного социального строя на природу.
Те леса, где они гуляли когда-то с Ниночкой и Кушакевичем и которые на них произвели, как он писал жене,
Его поразило огромное количество охотников, рыбаков, без всяких правил истребляющих дичь и рыбу. Днепр еще не оправился от варварского истребления рыбы бомбами в Гражданскую войну, как на него обрушилось новое нашествие. В дневнике он формулирует итоги:
«В такие эпохи истребления, разрушения было складывающегося заботливого ведения хозяйства и при направлении государственного творчества на перевод
Люди живут за счет природы. Не регулируют ее, не используют возобновление ресурсов для развития, а просто съедают, паразитируют на них. Вот что бросилось в глаза председателю КЕПС. С одной стороны, нет творческого упорядочивания природы, а с другой — нет улучшения социального строя, есть простое воспроизведение крестьянской примитивной жизни.
Грозные признаки. Население на Украине прирастает каждый год на десять процентов. Подрастающие поколения, не обучаясь новым видам труда, не находят своим силам применения и в результате просто увеличивают нагрузку на среду. Но биосфера — неизмеримо сильнее. Она будет сопротивляться.
«Питаются все — добывать и создавать богатство нет места для всех. Не говоря о качестве — количество населения не находит места в социальном строе.
Сейчас хотят есть лучше, хотят жить лучше — но
Это — стихийный процесс, который рано или поздно, с потрясением или без потрясений изменит эту организацию. Люди, стоящие у руля несущегося куда-то корабля, должны это понять. <…>