Читаем Вернадский полностью

Вернадский

Много говорили с Иваном. Уже пошатнулось его здоровье, да и Дм. Ив. старше меня (натри года. — Г. А.)»¹⁹. Таким образом, золотой юбилей их с Наталией Егоровной свадьбы, братства опять совпал с юбилеем научной работы. Ферсман и Виноградов тоже ощутили победу Вернадского. Они составили и подали в президиум целую программу празднования юбилея, из которой удалось осуществить совсем немногое. О строительстве здания и превращении БИОГЕЛа в институт пришлось пока забыть. Прошли пункты о персональной пенсии и выделении автомашины.

Ну и, конечно, сборник. Если в 1911 году в скромной книжке по поводу 25-летия научного труда учителя участвовала небольшая кучка ассистентов, то теперь на опубликованный в журнале «Сорена» призыв Ферсмана дать статью к юбилею откликнулось множество крупнейших ученых. Как раз к возвращению Вернадского из-за границы подоспели два увесистых тома под названием «Академику В. И. Вернадскому к пятидесятилетию научной и педагогической деятельности». В первом — 606 страниц, во втором — 666 и на обоих стоял гриф «Глубокоуважаемому и дорогому Владимиру Ивановичу Вернадскому. Друзья, ученики и сотрудники».

Какие имена! А. Е. Ферсман, П. П. Лазарев, А. В. Шубников (известный кристаллограф), E. Е. Флинт (тот самый, которого Вернадский застал за перегонкой денатурата в университетской лаборатории весной 1921 года), И. В. Курчатов, оказавшийся учеником по Симферополю 1920 года, радиевцы: В. Г. Хлопин, И. Е. Старик и Л. В. Мысовский, коллеги по академии и ровесники: Н. Д. Зелинский, В. А. Обручев, Ф. Ю. Левинсон-Лессинг, Л. С. Берг и др. Из-за границы прислали свои статьи Отто Ган, Макс Борн, Франтишек Славик, Фридрих Панет. Всего 78 статей ста авторов. Доведенный до 1935 года библиографический список работ Вернадского составлял 315 названий.

В 1939 году в Академии наук после очередной перестройки вместо бывших трех отделений сделали восемь. Состоялись новые выборы для распределения по новым спискам. Выборы ознаменовались беспрецедентным случаем: Вернадский был избран коллегами членом с решающим голосом сразу по трем отделениям: геолого-географических, физико-математических и химических наук. Что свидетельствовало о признании и своего рода гомеровском комплексе: на ученого претендовали разные науки, пытаясь перетянуть в свои пределы, как за право быть родиной Гомера вели спор семь городов.

В общем, выборный казус показателен тем, что Вернадский и в самом деле принадлежал всем наукам сразу и даже еще несуществующим. Он стоял как бы над логиями. Его могли бы выбрать академиком и по истории науки, если бы такая кафедра в академии существовала и если бы Отделение общественных наук не состояло из диаматов,

а во главе его не стоял бы Деборин.

* * *

О заграничном путешествии 1936 года следует сказать еще вот что: оно стало последним. Личное общение с заграничными учеными и друзьями прекратилось. Оставалась дружеская переписка с Лакруа, Гольштейн, еще с некоторыми учеными и официальная — с организациями.

Силы разъединения шли теперь не только из России, но и из Германии, из такой близкой, знакомой и любимой страны. Страны, которую так изучил, исходил и проехал вдоль и поперек. Германии Мюнхенского университета, где однажды, учась у Грота, слушал лекцию Генриха Герца, Германии Кайзер-Вильгельм института, где проводил долгие часы в лаборатории Гана, Германии бесчисленных музеев, любимого Баха, маленьких городов с большими и знаменитыми университетами. Уже в течение трех лет он объезжал ее стороной.

Теперь, повинуясь предчувствию, взял транзитный билет от Парижа до Праги с остановкой в Веймаре. Он только что написал статью о Гёте и хотел теперь увидеть музей, в котором никогда не был. Попал неудачно, потому что было воскресенье, когда закрыто собрание. Осмотрел только дом и даже сделался членом Гётевского общества

. Можно считать, что главное увидел.

Однако статья его о Гёте не увидела тогда свет, так как не вышло все собрание сочинений по причине арестов в Госиздате.

Последний раз он и Наталия Егоровна видели дочь и ее близких. В 1939 году Толли уехали в Америку. Николай Петрович получил кафедру археологии в Йельском университете, а Нина Владимировна заведовала психиатрическим отделением в больнице близ Бостона.

А пока в Праге в 1936 году они попрощались, еще не зная, что видятся в последний раз.

Двенадцатого ноября возвратились в Москву.