Вернадский

«Несомненно, при лучшем государственном устройстве они используются более совершенным и правильным образом, т. е. полезная для человека форма энергии получается с меньшим ее рассеянием, — писал Вернадский в лучшем, читаемом всей образованной частью страны журнале «Русская мысль» в самом начале 1916 года. — Эти запасы энергии, с одной стороны, слагаются из той силы, как физической, так и духовной, которая заключается в населении государства. Чем оно обладает большими знаниями, большей трудоспособностью, чем больше простора предоставлено его творчеству, больше свободы для развития личности, меньше трений и тормозов для его деятельности — тем полезная энергия, вырабатываемая населением, больше, каковы бы ни были те внешние, вне человека лежащие условия, которые находятся в среде природы, его окружающей. Духовная энергия человека так велика, что не было в истории случая, чтобы она не могла выработать полезную энергию из-за недостатка природного материала»²⁸

.

В России богатства недр и живой природы используются с колоссальным рассеянием из-за низкого еще образовательного уровня населения. Происходит потеря от трети до половины полезного продукта. Вот почему, казалось бы, несметные богатства России не приводят к обеспеченности ее населения. (И наоборот, не имеющая никаких практически полезных ископаемых, кроме глины, ни разнообразия природных зон Голландия при полностью грамотном населении — страна обеспеченная.)

Таким образом, в идее КЕПС лежала идея не об использовании и не о добыче ресурсов, а о их изучении и разнообразии. Не польза, а истина. Не потребление, а контроль. Эта тонкость не сознавалась многими. Важнее правильная организация энергии, чем ее наращивание. Изучение природы — это не столько отражение ее в разных записях, как представляется на первый взгляд, а упорядочение среды, употребление ума и целенаправленного труда для улучшения круговорота химических элементов. Чем полнее и разнообразнее используются в хозяйстве химические элементы, подчеркивает Вернадский, тем скорее человечество сравняется по силе с микроорганизмами, важнейшей геологической силой на планете. Только те действуют размножением, а человек обязан действовать силой ума. Таким образом, мы видим, как стремительно развивалась его главная наука, которая позднее получит имя ноосферы.

В ноябре 1916 года он выступает в совете КЕПС с программой создания сети научно-исследовательских институтов. Одни из них будут расположены в различных климатических природных зонах для комплексного, всестороннего охвата природы, другие — в уже существующих научных центрах — сосредоточатся на отдельных проблемах. Тот, кто знаком с расположением и спецификой научно-исследовательских институтов, сразу уловит, что по идее Вернадского они ныне и расположены. Никакой случайности тут нет.

Институты, по его мысли, должны быть государственные. Не столь уже очевидное преимущество, и некоторые члены совета горячо возражают, предлагают ориентироваться на США, где существует Институт Карнеги. Там ученые свободны и независимы в своей деятельности от интересов государства и правительства, всегда преследующих непосредственные ближайшие интересы.

Он опирался не только на рациональные побуждения и на традиции государственной организации науки в России, но и на свою интуицию, на понимание и чувство. Наука — внесоциальная сила, которая в принципе способна «онаучить», переделать любое государство, а не подпасть под его влияние. Казалось бы, надо дождаться демократизации, чтобы максимальную силу современности в лице науки в свои руки не получили дурные правители. Нужно защититься гласностью и открытостью решений. Все так. Но все же знания сами по себе способны воспитать государство изнутри.

Его точка зрения возобладала. В самое неподходящее, казалось бы, время КЕПС продолжала отпочковывать научно-исследовательские институты: Платиновый, Керамический, Физико-химического анализа и др. Действовала энергия замысла.

* * *

Второе военное лето в Шишаках прошло как-то быстро и печально. Фронт гремел в Карпатах, а здесь, за полтысячи верст на берегу реки Псел, пользовались мирной передышкой.

Корнилов, приехавший первым с женой и дочкой, застал молодого Вернадского в расцвете периода толстовского опрощенчества. Приват-доцент Петербургского университета прикупил еще три десятины земли со стороны дороги и засевал их разными культурами. В расшитой украинской рубахе, в соломенном бриле, он с удовольствием пахал и сеял. Две Нины Владимировны — сестра и жена — с увлечением ему помогали. Рядом Прасковья Кирилловна разбила бахчу и огород, обеспечивая хозяйский стол овощами и зеленью.