Вернадский

Миллионы людей были бы счастливы такими внешними фактами жизни и деятельности. Владимир Иванович внешней стороне жизни уделял не больше внимания, чем Ростральной колонне на Биржевой площади или египетским сфинксам на набережной, мимо которых он каждый день проходил, сосредоточенный в самом себе.

Его мысли неизменно возвращались к загадкам жизни и мироздания, он чувствовал себя способным проникнуть в устройство космоса и в то же время ясно видел ограниченность человеческих средств для постижения вселенной.

Неделимый атом прекрасно уживался с механическим воззрением на природу, но атом, строящий наше тело и подобный в то же время планетной системе, уже нельзя было представить как материальную точку, и для понимания такого атома человеку уже нельзя обойтись привычным механическим пониманием природы.

Много раз в детстве под впечатлением рассказов дяди и чтения книг по астрономии Владимир Иванович пытался нарисовать воображаемых живых существ с других планет. И каждый раз с тоской и удивлением он убеждался в том, что все это были комбинации земных животных и людей, то многоруких, то двухголовых, то ползающих, то летающих. Представить что-нибудь сверх образов земных он, как и дядя, оказывался не в силах.

— Напрасно стал бы человек пытаться научно строить мир, отказавшись от себя и стараясь найти какое-нибудь независимое от его природы понимание мира, — говорил он себе всю жизнь. — Эта задача ему не по силам. Она является, по существу, иллюзией, как искание перпетуум-мобиле, философского камня, квадратуры круга. Наука не существует помимо человека, она есть его создание, как его созданием является слово, без которого не может быть науки.

Натуралист-эмпирик, Владимир Иванович должен был с этим считаться. Он понимал, что для него, с его методами искания истины, другой мир, не связанный с отражением человеческого разума, если он даже существует, оказался бы недоступным.

Эмпирические обобщения Вернадского в этих размышлениях сходились с известными положениями марксизма-ленинизма о том, что «человек в своей практической деятельности имеет перед собой объективный мир, зависит от него, им определяет свою деятельность».

Доступны для познания и научного исследования в наибольшей степени явления природы, связанные с жизнью человека, служащие вечным и единственным источником его разума.

А между тем Вернадского влекло к себе все недоступное, далекое от жизни человека. И для решения поставленных перед собой задач он должен был преодолевать свою человеческую природу в понимании пространства, времени, материи и энергии.

Конечно, Вернадский был одарен необычайно. Но именно в силу необычайной одаренности желания и стремления его боролись одно с другим, и замыслы оказывались не под силу человеку даже с его способностями, с его познаниями, с его умением работать.

И потому на протяжении всей жизни он по нескольку раз возвращался к идеям, высказанным ранее, расширяя и углубляя их. Каждое такое возвращение, внешне спокойное, уверенное и ясное, было лишь актом внутренней трагедии гениального человека.

Одною из таких идей Вернадского является и рассеяние химических элементов.

В декабре 1909 года на съезде русских естествоиспытателей и врачей в Москве Владимир Иванович впервые указал на одну из не замеченных никем еще форм существования, или нахождения, по его терминологии, химических элементов. Он назвал эту форму нахождения

элементов рассеянием химических элементов, не находя в существующем научном словаре соответствующих терминов.

Понадобилось немало времени, чтобы эти неуклюжие по двойственности смысла слова обратились в термины, обозначающие новые понятия.

Затем в мае 1922 года Вернадский выступил в Академии наук с докладом «Химические элементы и механизм земной коры», в котором снова говорил об огромном значении рассеяния элементов. Нахождение элементов в состоянии рассеяния Вернадский объяснил существованием атомов, не объединенных в молекулы и не связанных с атомами других элементов.

— Элементы, находящиеся в таком состоянии, должны обладать другими свойствами, чем совокупности их атомов, а тем более молекул, — говорил он. — К таким состояниям химических элементов неприменимы наши обычные представления о газообразном, жидком или твердом состоянии материи. Нельзя на отдельный атом переносить законности, выведенные из изучения их совокупностей. Атомы обладают такой подвижностью, какой не обладают их совокупности: они рассеиваются и могут не удерживаться массами вещества, состоящими из молекул и их совокупностей.

Отмечая тогда вряд ли случайный факт, что вообще свойство рассеяния характерно для элементов с нечетными атомными числами, Вернадский приходит к чрезвычайно интересному выводу: